Буржуазное общество развивало производительные силы до мировой войны. Только за последнюю четверть столетия буржуазия стала абсолютным тормозом развития. Значит ли это, однако, что буржуазное общество перестало быть буржуазным? Нет, это значит лишь, что оно стало загнивающим буржуазным обществом. В ряде стран сохранение буржуазной собственности оказалось возможным лишь посредством установления фашистского режима. Другими словами: буржуазия лишилась всех форм и способов непосредственного политического господства. Значит ли это, однако, что государство перестало быть буржуазным? Нет, поскольку фашизм ограждает своими варварскими методами частную собственность на средства производства, постольку государство и при фашизме остается буржуазным.
Мы вовсе не собираемся придавать нашей аналогии исчерпывающее значение. Но она все же показывает, что концентрация власти в руках бюрократии и даже задержка развития производительных сил сами по себе еще не меняют классовой природы общества и его государства. Изменить эту природу может только вмешательство революционного или контр-революционного насилия в отношения собственности.
Но разве история не знает случаев классовой противоположности между государством и хозяйством? Знает! Когда третье сословие овладело властью, общество еще в течении нескольких лет оставалось феодальным. В течение первых месяцев советского режима, пролетариат господствовал над буржуазной экономикой. В области сельского хозяйства диктатура пролетариата опирались в течение ряда лет на мелкобуржуазную экономику (в значительной мере опирается и сейчас). В случае успеха буржуазной контр-революции в СССР, новому правительству пришлось бы, в течение длительного периода, опираться на национализованное хозяйство. Но, что означает такого рода временное противоречие между государством и хозяйством? Оно означает революцию или контр-революцию. Победа одного класса над другим и одерживается ведь для того, чтобы перестроить хозяйство в интересах победителя. Но такое состояние раздвоения, являющееся необходимым моментом всякого социального переворота, не имеет ничего общего с теорией бесклассового государства, которое, за отсутствием настоящего хозяина, эксплуатируется приказчиком, т.-е. бюрократией.
Норма и факт
То, что многим товарищам затрудняет правильную социологическую оценку СССР, это подмена объективного, диалектического подхода к вопросу субъективным и нормативным. Недаром Б. и К. говорят, что Советский Союз нельзя считать рабочим государством «в традиционном смысле, приданном этому термину марксизмом». Это значит, попросту, что СССР не отвечает тем нормам рабочего государства, какие выдвинуты в нашей программе. На этот счет спора быть не может. Наша программа рассчитана на прогрессивное развитие рабочего государства и тем самым — на его постепенное исчезновение. История же, которая не всегда действует «по программе», преподнесла нам процесс вырождения рабочего государства. Значит ли это, однако, что рабочее государство, которое пришло в противоречие с требованиями нашей программы, перестало, тем самым, быть рабочим государством? Печень, отравленная малярией, не отвечает нормальному типу печени. Но от этого она не перестает быть печенью. Для понимания ее природы уже недостаточно анатомии и физиологии. Нужна еще патология. Гораздо легче, конечно, при виде больной печени сказать: «этот предмет мне не нравится», и повернуться к ней спиной. Однако, врач не может позволить себе такой роскоши. Он должен в условиях самой болезни и вызванной ею деформации органа открыть способы терапевтического лечения («реформы») или хирургического вмешательства («революция»). А для этого он должен прежде всего ясно понять, что изуродованный орган есть печень, а не что-нибудь другое.
Возьмем, однако, более близкое сравнение: между рабочим государством и профессиональным союзом. С точки зрения нашей программы, профессиональный союз должен быть организацией классовой борьбы. Как быть, однако, с Американской Федерацией Труда? Во главе ее стоят заведомые агенты буржуазии. По всем существенным вопросам гг. Грин, Волл и Компания проводят политику, прямо противоположную интересам пролетариата. Можно продолжить аналогию и сказать, что, если до возникновения С.И.О., А.Ф.Т. выполняла еще до некоторой степени прогрессивную работу, то теперь, когда главное содержание деятельности А.Ф.Т. состоит в борьбе против прогрессивных (или менее реакционных) тенденций С.И.О., аппарат Грина окончательно стал реакционным фактором. Это будет совершенно правильно. Но от этого А.Ф.Т. не перестает быть организацией профессиональных союзов.