— Для мужчины подло, для женщины — нет, — внесла ясность Лю, посмотрела на часы и сказала «Ой»!
Все тоже посмотрели на часы и переместились на диван — поскорее выпить кофе, чтобы не опоздать в театр «из-за этих подлецов».
19.15
После КВНа, в котором было много красивых музыкальных номеров и несколько шуток, Христина поднялась с родственниками на Кофейную башню. Решено было провести там за коктейлями время до фейерверков. Они заняли столик у перил на балконе третьего этажа и заказали пунш. Нахохлившись, точно воробей на ветке, Христина курила, потихоньку потягивала из бокала и смотрела на быстро вечереющий город во влажной дымке. Она мысленно возвращалась к телефонному разговору во время обеда, и настроение её портилось. Она договорилась с Анно встретиться завтра, но понятия не имела, что ему скажет. Андерс осторожно потрогал её за рукав:
— О чём задумалась?
Христина повернулась к нему. На папином лице морщинки пролегли уже и у глаз, и в уголках губ. Поэтому, даже когда Андерс не улыбался, его лицо хранило память об улыбке. Сказать ему? Он поймёт. Он вообще продвинутый. И довольно далеко. Иначе бы не женился на Айре. Ей было двадцать шесть, когда они встретились. Она сочиняла истории в манере Арцыбашева. Андерс тогда ещё не был модным оформителем. И случилось это не в Родинке. Христина с грустью подумала, что нет надежды встретить пусть даже через десять лет мужчину, похожего на папу. Да и как его узнать? Папа, когда познакомился с мамой, был похож на обыкновенного небритого неудачника…
В кармане Христины зазвонил телефон.
— Извини, Андерс. Алло! Конечно. Я на Кофейной башне. Да. Вижу. В каком? А, да, всё, вижу. — Христина помахала рукой. — Годится. Спускаюсь. Господа! — громко сказала Христина, кладя трубку в карман. — Я откатываю вниз, на площадь. Закончите квасить, просигнальте. Авось я к вам причалю на фейерверки.
Христина встала и столкнулась с кудрявой блондинкой, неслышно подошедшей к их столику. «За автографом к Айре?» — подумала Христина. Как хорошо, что ей досталась папина фамилия. Если б досталась мамина, она бы чокнулась, читая её на ярких глянцевых обложках популярных изданий. Христина ловко обошла поклонницу и, не оборачиваясь, быстро сбежала по ступенькам.
Перейдя шумную площадь, освещённую праздничными гирляндами и их отражениями в лужах, Христина приветствовала «своих». Клавдия сшила себе кардиган из Андреевского флага и теперь сзади была похожа на мушкетера. Подруги поцеловались. Да, определённо, спереди ей не хватало усов. Сколько раз они сражались и умирали плечом к плечу! На последней войне Клавдия была генералом Антоном Ивановичем Деникиным. И она познакомила Христину с Анно… Но сейчас об этом ни слова. Христина ещё сама не решила, как относиться к тому, что сказал Анно. Любой совет, любая жалость или осуждение сейчас могут сбить её с толку. Значит — молчать и ничем себя не выдать. Скандал, наверное, всё равно будет, даже если (дай-то Бог!) Анно блефует. Но это будет потом. Что-что, а неприятности не следует торопить.
Как всякий человек, мучимый тайной мыслью, Христина вдруг становилась то рассеянна, то излишне возбуждена. Но никто на это не обращал внимания, пока болтались по площади, и потом, когда спустились в бар. Лёшик предложил Христине партию в бильярд. Играли на пиво. Он выиграл. Христина беспорядочно рылась в карманах в поисках карточки. Лёшик прощупывал её рентгеновским взглядом. Потом подошёл почти вплотную и сказал тихо: «Ещё партию. Отыграешься». Христина кивнула. Они снова взяли в руки кии и хищно кружили вокруг стола. Лёшик при этом рисуясь и немного нервно. Христина сосредоточенно.
— Предлагаю попутно ещё одну игру, — с наигранной небрежностью сказал Лёшик.
Христина пожала плечом, и он продолжал:
— Кто отдаёт ход, отвечает на вопрос.
— На какой вопрос? — осторожно уточнила Христина.
— Вопросы здесь задаю я. Согласна?
— Согласна. Ты слоховался, игрок. Скажи-ка, ты не родственник Онегину?
— Я однофамилец Огинскому, которого, кстати, звали не Полонезом. А Онегинским меня прозвали за то, что «легко мазурку танцевал и кланялся непринужденно». Ты не находишь, что я «умён и очень мил»?
— Спросишь об этом, когда я промахнусь, — ответила Христина, лихо отправляя шар от борта.
— Это не вопрос, а так…
— Раз «так», то нахожу тебя милым, умным и интересным. Но учти, это не признание, а дань вежливости. И ещё: про Онегина тоже было «так».
— Ах, так! Тогда спроси меня о чём-нибудь по правде.
Христина намелила кий, наклонилась над столом, прищурилась и, загнав шар в лузу, спросила как бы между прочим: