— Не проспать бы на автобус, — сказал Василий.
Она разбудила его ровно в три. За пятнадцать минут он оделся, выпил чаю и распрощался. Ночь была темная, как зимой в дожди. На душе было досадно от вчерашнего. Все прошло, успокоилось, и была только досада. «Зачем я бегал? Почему-то прятался. Бегал, кричал, а она, может быть, принимала другого. Теперь спит», — подумал он равнодушно.
На бугре он остановился, посмотрел на белые стены ее хаты, представил ее спящей и разволновался.
«Как же я уеду? — подумал он и подошел к низким окошкам. — Разбужу ее, теперь уж нам никто не помешает».
Откликнулась она не сразу и недовольно:
— Кто еще там?
— Я.
— А кто это?
— Да я, я!
— Подожди, оденусь.
«Наверное, мы вчера разминулись», — подумал Василий и решил, что сегодня, пожалуй, он не поедет. Ему показалось, что она ему рада, и стало жалко вчерашнего пропавшего вечера.
Она скинула крючок, раскрыла и молча ступила на порог Когда она впускала его, касаясь грудью, у него захватило дыхание. Он тихонько обнял ее левой рукой и придержал. Она как бы нечаянно оторвалась и проскочила вперед, сказала:
— Темно, ничего не найдешь… Что-то второй день света не дают.
— Где ты? Я тут разобью что-нибудь… в потемках.
Вот я… — Она протянула теплую руку.
Он приблизил ее к себе, она отодвинулась.
Подожди… — сказала осторожно, — я лампу зажгу
— Постоим так.
Ну-у… — сказала она, чиркая спичками. Прижгла фитиль, поднесла стекло, но Василий успел сдуть пламя.
Не балуйся, — сказала она мирно. Василий держал ее за плечи. Она снова зажгла, вправила стекло, села на стул и задумалась.
Идешь на автобус?
— На автобус.
Зина глянула на будильник.
«Жалеет» подумал он.
Не опоздаешь?
— Успею.
Она провела ладонями по лицу и зевнула:
— Ой, так спать хочу. Сон мне весь перебил.
Надо раньше ложиться. Загуляла где-то вчера. Почему ты не пришла?
— Так.
— Все-таки?
Тебе интересно?
— Да.
Опоздала.
А домой когда пришла?
— В час, кажется.
«В половине первого я еще сидел в ее дворе. Не дождался!»
— Кончили Валька на стол собрала, выпили засиделись.
— Тебя вызывал мальчишка?
Вызывал. Я хотела прийти, но… подумала, подумала
— Что?
— Темно… да и уходить неудобно, сказала она, и Василий ей не поверил. — Поздно уже…
«Как будто ничего и не было. А я-то думал… носился, с ума сходил. Зашел. Сидит, зевает, а как смотрела вчера у дома!»
— Как ты поживаешь?
Потихоньку.
Одна?
— Как видишь. А ты как сюда попал?
— В командировку. Заехал. На тебя посмотреть, — добавил он нарочно и обнял ее за талию.
Она отвела руку и усмехнулась.
— Чтоб потом в поле позвать? — И зевнула, укрылась ладошкой. — Ой, спать хочу.
— Хату давно купила?
— Перед весной. Ой, что это я раззевалась?
Они помолчали. Василий не ожидал такой встречи. Как будто ничего и не было между ними. Как будто не было вчерашнего шепота у дома, тайных взглядов и стыдливого обещания. Он хотел и не мог обнять ее.
— Ты уже пойдешь? Тебе на автобус.
— Сейчас. Сейчас пойду.
— Давай я тебя провожу, — сказала Зина и встала.
Они вышли. Василий никак не мог прижечь папиросу.
— Ты еще не женился? — спросила Зина, взяла его под руку.
— Нет.
— Пора бы уже.
— Торопиться некуда.
— Тоже правда. Чего доброго, а с этим успеешь. Это нам плохо засиживаться.
Вышли книзу, пусто чернело поле, надо было что-то говорить на прощанье. Он приостановил ее, без прежней стеснительности притянул ее к себе. Сначала робко, но потом все сильней и ближе она приникла к нему и положила ему руки на плечи.
— Ты не подумай только…
— А вдруг я уже подумал?
— Ой, не знаю. Ничего пока не знаю.
Василий держал ее за талию, она, отогнувшись назад, колыхалась, касаясь его коленками. Так они простояли долго. Временами глаза ее оплывали, и она не стирала слез, они высыхали сами.
— Все-таки скажи мне, почему ты не пришла?
— А зачем? Все равно ты уедешь.
— Ты бываешь в городе?
— Вот свеклу выберем — поеду.
— Заходи. Я дам тебе адрес. Зайдешь?
— Ты с матерью живешь?
На квартире. Таманская, шестьдесят один. Заходи, в музкомедию сходим.
— Попробую.
На высоте в просвете между акациями, желтело ее окошко.
— Забыла потушить, — сказала Зина — Иди, опоздаешь.
— Проводи меня еще.
— Нет, я там побросала все раскрытым. Лампа горит.
— Сходим потушим?
— Ишь ты… чего захотел.
— И сразу вернемся, проводишь меня.
— Светло уже.
Поцеловала она его коротко, три раза, словно благословляя.
— Написать тебе?
— Не знаю.
— А ты ответишь?
Она пожала плечами.
Пока она удалялась вверх, поднимаясь головой к первой полоске света над черными изгибами горок, он стоял, ожидая, когда она скроется. «Что ж это со мной? — волновался Василий. — Жил, не вспоминал, случайно заехал, увидел, и…»
Снизу ему было видно, как Зина вошла в комнату, напилась, подсела к столу и задумалась.
Потом дунула на лампу.
1965
И еще два дня
Ирина Стрелкова
Директор завода Иван Акимович Грачев умер ранней осенью. Смерть дождалась дня тихого и светлого. Не прибрала Грачева в прошлую зиму, когда на испытаниях изделие завода выкинуло скверную штуку и на заводе целый месяц трудилась особая комиссия и был у Грачева второй инфаркт. Не прибрала и в иную пору, при других обстоятельствах, как будто для этого подходящих. Терпения у нее хватало.
В тот день Грачев приехал с завода не очень усталый, только пожаловался жене, Анне Петровне, что весь день в кабинете было душно. Надел домашнюю вельветовую куртку, но спеша поужинал, просмотрел газеты, потом встал и сказал Анне Петровне:
— Прилягу-ка на часок.
Но вдруг начал клониться набок и упал.
Анна Петровна привычно кинулась к телефону.
Терапевт заводской поликлиники Софья Михайловна жила в соседнем доме. У нее в прихожей, на столике, всегда лежал спортивный чемоданчик. Она схватила чемоданчик и в домашнем халате, в шлепанцах, щелкающих по пяткам, сбежала вниз по лестнице, пересекла залитый асфальтом двор, пробежала мимо освещенных витрин гастронома, деловито отпихнула с дороги несколько изумленных ее видом прохожих, нырнула в подъезд и шумно задышала, готовясь штурмовать третий этаж.
Три минуты бежать от ее двери до грачевской, четыре, если переодеться. Никакая «скорая» так скоро не приезжает.
Софья Михайловна знала, что дверь у Грачевых уже открыта, и не стала звонить, вошла, как к себе домой, привычно щелкнула застежкой чемоданчика, накинула поверх домашнего докторский халат, без которого не посмела бы коснуться ампулы, вынула из коробочки с надписью «Грачев» все, что в таких случаях полагалось, и подошла к нему. Грачев лежал на полу, неловко подвернув левую руку под спину. Софья Михайловна, даже не коснувшись его, вдруг почувствовала, что на этот раз ничем не сможет помочь…
Она сидела на полу, рядом валялась раскрытая коробка с надписью «Грачев», в чемоданчике были другие коробки, с другими фамилиями, обладателей которых еще не раз должен был спасти бег этой немолодой женщины — в любой час, в любую пору года, — но Грачеву уже ничего не было нужно.
— Вам плохо? — спросила испуганная ее бездействием Анна Петровна.
Софья Михайловна беспомощными глазами поглядела на нее снизу вверх, покачала головой — и Анна Петровна все поняла.
Вдвоем они подняли грузное тело и положили на широкий низкий диван. Первым, кому позвонила Софья Михайловна, был секретарь райкома Харитонов.