— Нет! Меня голыми руками не возьмешь! — прохрипел Тимофей и выбежал во двор…
Ровно без четверти восемь возле городской бани остановилась машина. Из нее деловито вышел Спичка. Чтобы не привлекать внимания окружающих, Спичка купил мыло и березовый веник… В бане было жарко, людно и подозрительно мокро. Но Спичка предусмотрительно надел валенки, чтобы не оставить отпечатки пальцев на кафельном полу…
В клубах пара сновали взад и вперед люди, удивительно похожие друг на друга…
«Здесь-то я и найду шайку…» — подумал Спичка.
Необходимо было осмотреть женское отделение. Он понял, что ему надо снять форму, чтобы в женском отделении его никто не узнал…
Четырнадцатилетняя голубоглазая девочка Тася очень любила учебу и поэтому третий год оставалась в седьмом классе «Б». Кроме того, все три года она была круглой отличницей…
Но что произошло? Тася уже десятый месяц не посещала школу, и это стало изрядно беспокоить учителей: уж не больна ли она свинкой?..
И вот в субботу в дверях седьмого класса «Б» появилось существо. Никто не узнал в этом существе прежнюю голубоглазую девочку Тасю.
Волосы, прежде русые, теперь стали рыжими, щеки ввалились, а голубые глаза приобрели какой-то карий оттенок…
Да, нелегко было узнать в этом существе прежнюю голубоглазую девочку Тасю, потому что это был… майор Коробок…
Дворник Тимофей проснулся рано утром. В голове шумело. Дворник подумал и выбежал во двор…
Спичка точно знал приметы врага. Это был среднего роста человек в зеленоватой шляпе и в зеленоватом плаще «Дружба». На спине у него была родинка. Спичка знал и пароль. Надо было подойти к врагу справа, взять его за левую руку, доверчиво посмотреть в глаза и промолвить: «Скажи-ка, дядя…» И если это враг, то ответ должен последовать четкий и ясный; «Здравствуйте. Я ваша тетя».
Ровно без четверти шесть из дома № 5 вышел человек. Начал накрапывать дождь. Человек достал из портфеля и надел на себя зеленоватую шляпу и зеленоватый плащ «Дружба».
«Враг!» — подумал Спичка и пошел следом за незнакомцем. На углу дома № 4 Спичка подошел к незнакомцу справа, взял его за левую руку, доверчиво посмотрел в глаза и хотел было произнести пароль, но вдруг с ужасом вспомнил, что именно его он только что и забыл… Дальнейшее произошло в какие-то доли секунды… Мозг лихорадочно вспоминал все стихотворения Лермонтова, какие только были… Но пока мозг вспоминал, незнакомец скрылся в метро…
На улице появилось множество людей в зеленоватых плащах… «Враги! Кругом враги! — подумал Спичка. — Неужели они высадили десант?»
К рассвету все было кончено.
Коровьи рога были доставлены в краеведческий музей.
Городская баня закрылась на ремонт.
В универмаг завезли новую партию зеленоватых плащей.
Четырнадцатилетняя голубоглазая девочка Тася снова осталась на второй год.
Спичка доигрывал с женой в подкидного дурака и не мог понять только одного: при чем же тут старые калоши?..
А автор этой повести отстукивал на машинке последнюю главу новой детективной повести под названием «Тайна старых калош».
Спирин и Поленьев
Первая книжная публикация.
Впервые — журнал «Юность». (№ 12, 1976).
Спирин был не то парикмахером, не то зубным техником, не то еще кем-то — кем точно, значения не имеет.
Однажды, вспомнив про его существование, к нему заглянул Поленьев не то побриться, не то вставить челюсть, не то еще что-то. И разговорились.
— Так, значит, ты здесь работаешь? — спросил Поленьев.
— Точно так, — ответил Спирин, не не то выбривая ему правую щеку, не то обтачивая шестой слева на нижней. — А ты как?
— А я писатель, — сказал Поленьев.
— Стало быть, пишешь?
— Пишу.
— Про что?
— Про все.
— Понятно, — вежливо сказал Спирин, хотя ему ничего не было понятно, а, вернее сказать, просто было все равно.
— Может, чем-нибудь смогу быть полезен? — спросил Поленьев, не то пробуя прикус, не то кладя в портфель полученную им от Спирина дефицитную батарейку для транзистора.
— Да чего уж там — улыбнулся Спирин. — Ты заходи, если что…
Спустя некоторое время был сильный дождь, и Поленьев, торопясь в редакцию, естественно, забыл дома зонт. Так что он шел, вернее, припрыгивал, накрыв голову портфелем, неуклюже перескакивая через глубокие лужи и переступая на пятках мелкие. Внезапно он услышал свою фамилию и увидел возле тротуара машину. Не то «Жигули», не то «Volvo». За рулем сидел Спирин.
— А где твоя? — спросил Спирин, когда они подъехали к редакции.
— Дома, — ответил Поленьев.
— Новая?
— Та же.
— В гараже?
— В кухне.
Тут Спирин догадался, что Поленьев имеет в виду жену, а Поленьев понял, что Спирин интересовался машиной.
— А почему машину не берешь? — спросил Спирин.
— Денег нет, — ответил Поленьев.
— В каком смысле?
— В том смысле, что их нет.
— Понятно, — вежливо сказал Спирин, хотя ничего, по сути дела, не понял. — А я думал, вчера увидимся. Тут в одном доме творческой интеллигенции американское кино давали
— Нет, — вздохнул Поленьев. — У нас запись с шести утра была. Я оказался 784-м, а билетов всего двести.
— Понятно, — опять вежливо сказал Спирин, хотя опять ничего не понял. — Не расстраивайся. Скучное кино. Одна драка и два секса. Остальное — муть.
— Я не расстраиваюсь, — сказал Поленьев. — Просто я об этом фильме статью должен был написать.
— Так и напиши! — успокоил его Спирин. — И заходи, если что. Я все там же.
Жена Поленьева пришла домой поздно и навеселе, так что они в очередной раз полаялись на разные материальные и нематериальные темы. И Поленьев вспомнил слова Спирина: «Мужик должен делать бабки, а баба должна эти бабки экономно тратить».
Утром Поленьеву позвонил знакомый музыковед и сказал, что сегодня концерт Лондонского симфонического оркестра и что не может ли Поленьев помочь ему с билетами, так как в Союзе композиторов была запись и билетов не досталось.
И Поленьев поехал к Спирину — туда, где тот работал, не то в мясной отдел Гастронома № 3, не то на автостанцию.
Спирин сказал, что с билетами трудно, а свои он отдать не может, потому что идти на эту тягомотину не хочет, а не пойти неудобно, но чтобы музыковед не расстраивался, так как завтра Спирин подробно расскажет, как они играли.
А еще через несколько дней от Поленьева ушла жена, написав ему, что он тряпка. И внутренне обливаясь скупыми мужскими слезами, Поленьев опять поплелся к Спирину не то в ресторан «Метрóполь», не то в комиссионный магазин.
— Скажи ей, — мямлил Поленьев, — что я перестану быть тряпкой. Только пусть она возвращается. И я тут же перестану быть тряпкой.
Спирин не то подал ему борщ с пампушками, не то показал из-под прилавка только вчера сданные, почти ни разу не надеванные шведские брюки и сказал:
— Не могу, старичок. Самому нужна. Заходи, если что…
Но, как сказал когда-то Спирин, «сколько чего где отнимется, столько же того там же прибавится». Так и случилось. Через несколько лет Поленьеву был устроен творческий юбилей на широкую ногу — с театрализованными поздравлениями, с почетными адресами и бутербродами с семгой в буфете. В первом ряду сидел Спирин с бывшей женой Поленьева, хлопал и аплодировал. И вообще зал был переполнен, висели на люстрах, стояли в проходах. И даже Поленьев, нарядный и помолодевший, попасть на этот юбилей не смог. Он наблюдал его по соседскому телевизору. Сидел, смотрел и радовался.