Все-все-все, что здоровью противно,
делал я под небесным покровом:
но теперь я лечусь так активно,
что умру совершенно здоровым.
Наш путь извилист, но не вечен,
в конце у всех — один вокзал;
иных уж нет, а тех долечим,
как доктор доктору сказал.
Я жил распахнуто и бурно,
и пусть Господь меня осудит,
но на плите могильной урна —
пускай бутыль по форме будет.
СМЕЯТЬСЯ ВОВСЕ HE ГРЕШНО
НАД ТЕМ, ЧТО ВОВСЕ НЕ СМЕШНО
Бог в игре с людьми так несерьезен,
а порой и на руку нечист,
что похоже — не религиозен.
а возможно — даже атеист.
Как новое звучанье гаммы нотной,
открылось мне, короткий вызвав шок,
что даже у духовности бесплотной
возможен омерзительный душок.
Здесь, как везде, и тьма, и свет,
и жизни дивная игра,
и, как везде, — спасенья нет
от ярых рыцарей добра.
Зачем евреи всех времен
так Бога славят врозь и вместе?
Бог не настолько неумен,
чтобы нуждаться в нашей лести.
Прося, чтоб Господь ниспослал
благодать,
еврей возбужденно качается,
обилием пыла стремясь наебать
того, с кем заочно встречается.
Здесь разум пейсами оброс,
и так они густы,
что мысли светят из волос,
как жопа сквозь кусты.
Я Богу докучаю неспроста
и просьбу не считаю святотатством:
тюрьмой уже меня Ты испытал,
попробуй испытать меня богатством.
Чтоб не вредить известным лицам,
на Страшный суд я не явлюсь:
я был такого очевидцем,
что быть свидетелем боюсь.
Навряд ли Бог назначил срок,
чтоб род людской угас, —
что в мире делать будет Бог,
когда не станет нас?
У нас не те же, что в России,
ушибы чайников погнутых:
на тему Бога и Мессии
у нас побольше стебанутых.
Всегда есть люди-активисты,
везде суются с вожделением
и страстно портят воздух чистый
своим духовным выделением.
Испанец, славянин или еврей —
повсюду одинакова картина:
гордыня чистокровностью своей —
святое утешение кретина.
Еврею нужна не простая квартира:
еврею нужна для жилья непорочного
квартира, в которой два разных
сортира:
один для мясного, другой
для молочного.
Вчера я вдруг подумал на досуге —
нечаянно, украдкой, воровато, —
что если мы и вправду божьи слуги,
то счастье — не подарок, а зарплата.
Устав от евреев, сажусь покурить
и думаю грустно и мрачно,
что Бог, поспеша свою книгу дарить,
народ подобрал неудачно.
Для многих душ была помехой
моя безнравственная лира,
я сам себе кажусь прорехой
в божественном устройстве мира.
Часто молчу я в спорах,
чуткий, как мышеловка:
есть люди, возле которых
умными быть неловко.
Человек человеку не враг,
но в намереньях самых благих
если молится Богу дурак,
расшибаются лбы у других.
Это навык совсем не простой,
только скучен и гнусен слегка —
жадно пить из бутылки пустой
и пьянеть от пустого глотка.
Нечто тайное в смерти сокрыто,
ибо нету и нету вестей
о рутине загробного быта
и азарте загробных страстей.
Дети загулявшего родителя,
мы не торопясь, по одному,
попусту прождавшие Спасителя,
сами отправляемся к нему.
ВТОРОЙ
ИЕРУСАЛИМСКИЙ ДНЕВНИК
1993
Пришел в итоге путь мой
грустный,
кривой и непринципиальный,
в великий город захолустный,
планеты центр
провинциальный.
РОССИЯ ДЛЯ ДУШИ И ДЛЯ УМА —
КАК ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ И КАК ТЮРЬМА
Темна российская заря,
и смутный страх меня тревожит:
Россия в поисках царя
себе найти еврея может.
Мы обучились в той стране
отменно благостной науке
ценить в порвавшейся струне
ее неизданные звуки.
В душе у всех теперь надрыв:
без капли жалости эпоха
всех обокрала, вдруг открыв,
что, где нас нет, там тоже плохо.
В чертах российских поколений
чужой заметен след злодейский:
в национальный русский гений
закрался гнусный ген еврейский.