Родимые пятна капитализма (Маркс), где вы, родимые?
Свобода есть осознанная необходимость (Энгельс) сидеть в тюрьме.
Смотри в корень (Козьма Прутков), но и на плоды иногда поглядывай.
Печальник горя народного (Достоевский) стал начальником горя народного…
Преступление и наказание растут на одном стебле (Эмерсон), но преступление лучше плодоносит.
Коммунизм есть советская власть плюс электрификация (Ленин) и минус все остальное.
Каждая кухарка должна научиться управлять государством (Ленин), потому что варить будет все равно нечего.
Дело чести, дело славы, дело доблести и геройства (Сталин) карается по статье за измену Родине.
Теория без практики мертва, практика без теории слепа (Сталин). И куда же они нас завели, эти слепые и мертвые!
Такое бытие, что оно уже не в силах определять сознание (Приземленный Маркс).
От великого почина — к великой починке! (Приземленный Ленин).
Головокрушение от успехов (Приземленный Сталин).
Если враг не сдается — его уничтожают (Горький).
Если друг не сдается, с ним делают то же самое.
Превосходная должность быть на земле человеком (Горький). Только за нее мало платят и много расплачиваются.
Дети — цветы жизни (Горький), а ягодки будут впереди.
Я к вам приду в коммунистическое далеко (Маяковский), если кого-нибудь там застану.
Клячу истории загоним (Маяковский), а на вырученные деньги купим себе другую историю.
Не хочу, чтоб к штыку приравняли перо, пусть его приравняют обратно! (Приземленный Маяковский)
Мы ехали шагом, мы мчались в боях и яблочко-песню держали в зубах (Светлов). А что сегодня у нас в зубах? Ни песни, ни яблочка.
Хлеб открывает любой рот (Лец). И закрывает.
Человечество смеясь расстается со своим прошлым (Маркс) и плача встречается со своим будущим.
Финансовая пропасть — самая глубокая: в нее можно падать всю жизнь (Оскар Уайльд), но пока падаешь — не расшибешься.
Долой потребности
Шпильки и шпульки
Преступная банда токарей по металлу должна была выпускать шпульки, а выпускала шпильки, экономя металл и пуская его на сторону.
Преступная банда работников торговли получала шпильки, которые в накладных значились как шпульки, но продавались как шпильки, имеющие значительно больший спрос.
Преступная банда правоохранительных органов, разматывая эту цепь преступлений, вышла на преступников, но арестовала честных людей, не имевших отношения ни к шпилькам, ни к шпулькам.
Преступная банда судей, ясно видя невиновность обвиняемых, намотала им порядочный срок.
Честный журналист попытался разоблачить все эти преступления, но, вовлеченный в преступную банду журналистов, написал серию хвалебных очерков о работниках производства, торговли и, конечно, нашей славной милиции.
Честный читатель никогда бы не стал их читать, но, вовлеченный в преступную банду читателей, прочитал всю серию, от первой до последней строчки, и даже написал благодарственный отзыв в редакцию.
Чтобы рассеять все эти бандформирования, прогрессивные силы страны стали объединяться в партии, союзы, моторизованные дивизии, но при этом объединялись в банды. В бандформирования. Потому что ведь и партия, бывший их рулевой, тоже была не партия. И Союз нерушимый республик свободных тоже, в сущности, был не союз, а одно из наиболее крупных в истории бандформирований.
Ничто человеческое
В основополагающей формуле: «Кто был ничем, тот станет всем» — заключена вековая мечта всех нищих, голодных, бесправных, бездарных, безмозглых, бесчестных, бесстыжих и бессовестных. Государство победившего люмпен-пролетариата было рассчитано именно на них.
Говоря, что ничто человеческое им не чуждо, древние вряд ли могли предположить, что это ничто, отделившись от человека, возьмет над ним власть и начнет его перелепливать по своему образу и подобию. Что возникнет государство, в котором на всех руководящих постах будет восседать ничто человеческое. А если пост окажется не руководящим, то ничто человеческое все силы приложит, чтобы сделать его руководящим, — будет ли это пост чиновника, дворника, сантехника или просто мальчика на побегушках. Потому что в стране победившего люмпен-пролетариата каждый, кто был ничем, должен непременно стать всем, чтобы подняться над другими из своего ничтожества.