Две группы собирали деньги в сквере. Одна обогащалась для дальнейших атак против Стратегической оборонной инициативы. «Красные выродки», прошептал полковник и ничего им не дал. Другая алкала поддержки в их борьбе против аятоллы Хомейни — Черночернов дал им однодолларовую бумажку. Наслаждайтесь своей борьбой, персы! Ударим еще раз по позорному отродью бесноватых подонков шаксей-ваксея 1829 года, убивших посла нашего просвещенного Императора, гениального драматурга Грибоедова! Еще один долларовый удар во имя будущей Рос… Лимиты, товарищ полковник, лимиты, лимиты…
Он не отказался от своего обычного несоветско-пробританского маленького маскарада, поскольку они уже знали об этом, и генерал, конечно, отличил бы его от толпы без задержки даже под этими бровями, усами, баками, мятой шляпой и т. д. Время их встречи, однако, пришло, но никто не подошел к нему, кроме пожилого черного джентльмена, который с вежливым поклоном опустился на дальнем конце скамьи.
Чернокожий в классическом синем блейзере был похож на отставного метрдотеля, скажем, из «Хей Адамс» или «Мэдисона». Во всяком случае, он принадлежал к тому разряду людей, которыми округ Колумбия может гордиться. Он открыл свой «Уолл-стрит джорнэл» и закурил ароматную сигару. Не без мимолетного удовлетворения Черночернов подумал, как их скамья может выглядеть издали: два джентльмена, белый и негр, оба несоветские.
Десять минут, однако, прошло, а генерал так и не появился. Негр высказался о «хорошей погоде», а потом представился как Тимоти Инглиш, первый помощник старшего официанта «Хэй Адамса», в отставке. Черночернов пожал его руку и сказал слегка заикаясь: Джордж Шварценеггер, в прошлом офицер разведки. Простите, больше ничего не могу рассказать. Очень приятно познакомиться, сэр.
Черночернову было действительно очень приятно сделать такое славное знакомство в консервативных кругах, однако, увы, генерал мог обеспокоиться присутствием этой весьма общительной персоны, что сразу же после знакомства начинает увлекательный разговор о Ближнем Востоке.
Чувствуя себя как на иголках, Черночернов уже готов был покинуть скамью, когда пожилой черный консерватор вдруг произнес с сильным русским акцентом:
— Кончай, мэн! Не оставляй меня!
Это был, конечно, не кто иной, как генерал Егоров собственной персоной. «Браво», прошептал Черночернов с благоговением. Наша русская агентура всегда вне конкуренции!
— Ты тоже выглядишь неплохо, — сказал генерал снисходительно. — Хотя, позволь мне сказать, Дотти, ни один англичанин никогда не наденет носки с такой искоркой… О’кей! Вольно! У нас сегодня есть о чем поговорить.
Они оставили Дюпон-серкл и пошли вниз по Коннектикут-авеню, этой улице Горького американской столицы, заполненной в тот момент толпой энергично шагающих к ланчу «молодых-городских-профессионалов», «йаппи» или, если сокращать русское определение, «могорпрофов». Повернув направо, они достигли «М» стрит как раз в момент ее блистательного восхождения к статусу Пикадилли. Здесь, на углу «М» и «19», бросающей вызов Старому Арбату, товарищ Егоров позволил себе потратить толику своих оперативных фондов, то есть взять столик в открытом кафе. Принимая меры предосторожности против возможного подслушивания, генерал, конечно, не упустил из внимания смесь запахов из ресторанов «Вкуснятина», «Сплетни» и «Слухи». Как всякий подлинный знаток кулинарии, он был и ее фанатиком, и идея когда-нибудь начать другую жизнь, то есть дефектнуть из КГБ на кухню, никогда его не оставляла.
Он начал с незначительной, хотя — он усмехнулся — вздорнейшей, нелепейшей темы.
— Можешь себе представить, Джордж, Хранилище выпустило приказ пробудить еще одну «спящую красавицу». Она (или он) мирно дремала последние пятьдесят лет и до недавнего времени никому в Хранилище и дела не было до этого ископаемого. Как ты знаешь, у нас тут немало этих «засонь», этих бесполезных «кротов», подготовленных во время холодной войны на всякий случай. Клянусь, большинство из них и думать забыло о своем предназначении. Чего от них можно ждать? Ничего, кроме неприятностей, конфузий, неоправданного риска. Ребята там, в Хранилище, здоровы в старании, слабоваты в познании, просто озабочены тем, что «засони» перейдут в лучший мир, не получив от них ни одного задания и тем самым испортив их говенную статистику. Можешь представить, Джордж, просто ради их драгоценных геморроев эти бюрократищи готовы пожертвовать безупречной репутацией знатных кулинаров и других высококлассных специалистов!
Черночернов, попыхивая трубочкой, кивал с полным пониманием. Вполне понятно, что у Егорова есть все права ворчать по поводу гужеедов из Хранилища, тогда как у него, полковника Черночернова, этих прав не может быть ни при каких обстоятельствах.
Завершив свой ланч, два почтенных несоветских джентльмена предприняли долгую прогулку пешком через даунтаун к авеню Конституции, где и погрузились в так называемый турмобиль, состав открытых вагончиков, оборудованных безостановочно бормочущим голосом гида, что делало любую попытку подслушивания бессмысленной. Вряд ли можно найти лучшее место в округе Колумбия для обмена сверхсекретной информацией, чем экскурсионный турмобиль!
— Теперь давай о деле! — сказал генерал. — О настоящем деле. Прежде всего, Дотти-дорогой (я надеюсь, ты не возражаешь, что я тебя так называю, очень уж это мне нравится), прежде всего, я просто не могу разобраться, зачем сюда этого профессора Фофаноффа, этого пня с ушами, прислали…
— Прислали? — Черночернов был поражен. — Ты хочешь сказать, Тим, что он… хм… все же один из нас?
Знаток кулинарии усмехнулся и потрепал по плечу советника по садовым культурам. Их поезд в это время проходил мимо Мемориала вьетнамской войны. На поверхности земли не было ничего, впрочем, можно было мельком уловить вид своего рода траншеи с отражающей мраморной стеной, перед которой стоял народ.
— Замечательная идея, — заметил генерал. — Просто пара срезов лопатой, траншея, ничего больше. Наши халтурщики воздвигли бы тут гигантского истукана…
Искоса он внимательно посмотрел на Черночернова.
— Я думал, профессор Фофанофф еще не был… хм… посвящен, — произнес Черночернов. — Конечно, я хотел ему предложить, но, честно говоря, побаивался нарваться на бестактность. Вы знаете эту проклятую современную интеллигенцию…
— Ну, а теперь, — продолжал генерал Егоров, как будто не удивление Черночернова, а наблюдение мемориала прервало его высказывание, — теперь некоторые новые инструкции просветлили ситуацию. Можешь представить, Дот-дот-дот, Хранилище снова держит под прицелом Либеральную лигу Линкольна. День за днем они требуют как можно больше информации об этой чертовой лиге, как будто в Вашингтоне нет ничего важнее.
— Я себе язык вывихнул, убеждая их, что Тройное Эл не имеет ничего общего ни с ЦРУ, ни с НСБ, ни с НАБ, ни с какой другой секретной группой, что это просто частная организация с не очень отчетливой программой и с целями, ясность которых оставляет желать лучшего, иными словами, это не что иное, как то, что мы называем говорильней; все мои усилия — понапрасну! Хранилище настаивает на усилении внимания к Яйцу Генри Трастайма, как будто это гигантский Фаберже. Задницы заклепанные сисси бойз! Ручаюсь, нет ни одного человека в Комитете, кто понимал бы до конца, что такое американская частная фаундация, с чем ее едят. Жуткую штуку скажу тебе, Дотти, но даже и я со своим впечатляющим стажем работы в стране до конца не понимаю…
— Я тоже, — вздохнул полковник.