На очередном вечере самодеятельности Тюрин опять показывал фокусы.
Перед началом выступления он заверил собравшихся, что все, что он сейчас продемонстрирует, не является мистикой, а есть абсолютно реальное и материальное явление, без всяких секретов и тайн. И вообще, во всех этих фокусах нет никаких фокусов. Шарики, которые он сейчас достанет якобы из носа, на самом деле спрятаны у него вот здесь — в рукаве. Целенькая афиша, которой он сейчас заменит афишу изорванную, находится у него вот тут — в заднем кармане брюк. А насчет белого кролика, которого он на глазах изумленной публики извлечет из шляпы, так дело вовсе не в шляпе, а вот в этом потайном ящичке стола.
Потом Тюрин блестяще продемонстрировал все названные фокусы.
Зрители скучали. И Зяблов, и Кавтарадзе, и Самарский, про Лучинкина мы уже не говорим.
Зато Василий Петрович после концерта тепло обнял его и улыбнулся.
— Понравились мне твои фокусы, Тюрин. Как говорится, все при тебе: и ловкость рук, и — никакого мошенства!
1982
Григорий Дудин никогда не бывал в Италии. Как-то все было не до этого. Работа, семья… Семья, работа… Не бывал Григорий Дудин и в других, как загнивающих, так и развивающихся, зарубежных странах. И ни об одной из них он совершенно не жалел. Но вот Италия… Ах. Италия!
У Григория Дудина была какая-то невероятная тяга к этой солнечной, далекой, но необъяснимо близкой ему стране. За неимением времени лично посетить Италию Григорий Дудин неоднократно прогуливался по ней с помощью газет и журналов, а также посредством произведений классической литературы и телевизионного клуба путешественников.
Не раз уже он ловил себя на том, что при встречах произносит «чао», при расставаниях — «ариведерчи», а при сильном волнении — «мама миа», что несомненно свидетельствовало о постепенном стирании граней между Григорием Дудиным и простым итальянским народом.
Вновь и вновь Григорий Дудин мысленно переносился туда — в район Форума и Колизея, а затем так же мысленно возвращался обратно — в район Бирюлево, сохраняя в душе и в памяти итальянские пейзажи, итальянские песни, итальянские нравы и обычаи.
Вот и сейчас, накануне Нового года. Григорий Дудин сидел в своем кресле у стены — под эстампом «Весна», между телевизором «Сони» и музыкальным центром «Самсунг» — и задумчиво вспоминал, что в столь далекой, но близкой ему Италии существует давний обычай: встречая Новый год, расставаясь с прошлым, выбрасывать из окон на улицу старые ненужные вещи.
— Темпераментный все-таки народ итальянцы. — думал он. — Как вещами разбрасываются… Ах, Италия!
Григорий Дудин подумал еще немного и оживился
— Чао! — приветствовал он рождение славной мысли. — А может, шурануть чего-нибудь с третьего этажа?
В его глазах появился жаркий неаполитанский блеск.
— А что? Чем мы хуже? Мебели у нас, что ли, не хватает!
На секунду его несколько смутила возможность недопонимания со стороны прохожих и милиции самого факта переброса итальянского обычая на русский тротуар. Но он себя успокоил:
— Не рояль же я стану выбрасывать! Выберу чего полегче.
К неаполитанскому блеску в глазах добавилась сицилийская отчаянность.
Он решительным взглядом обвел комнату: гарнитур «Марина», люстра «Каскад», сервиз «Мадонна», пепельница «Чинзано», зеркало в раме «Ампир», а в зеркале — он сам в кресле у стены, под эстампом «Весна», между телевизором «Сони» и музыкальным центром «Самсунг».
Ненужных вещей не было.
— Мама миа! — расстроился Григорий Дудин. — Из собственного дома ничего не могу выбросить. Ну, допустим, не мебель, ну хоть, допустим, ну, допустим…
Он бормотал это, обводя уже гораздо менее решительным взглядом массивную пепельницу «Чинзано», в которую ему никогда не разрешалось стряхивать пепел, хрустальную люстру «Каскад», у которой ему никогда не разрешалось включать все лампочки, расписные тарелки сервиза «Мадонна», на которые ему никогда не разрешалось класть еду.
Выбросить пепельницу? Расстроить жену.
Выбросить люстру? Расстроить тещу.
Выбросить тарелку? Расстроить сервиз.
Ненужных вещей не было.
Хотя, впрочем… Да, впрочем… Григорий Дудин вдруг пришел к мысли спокойной и ясной: есть в доме одна совершенно ненужная вещь. И ее вполне можно выбросить.
Он подошел к окну, рванул раму, пробормотал прощальное «ариведерчи» и шагнул с подоконника в пустоту.
Ах, Италия!
Вскоре после этого шага Григория Дудина возвратилась из парикмахерской его супруга Анна.
Привычным хозяйским глазом она обвела комнату: гарнитур «Марина», люстра «Каскад», сервиз «Мадонна», пепельница «Чинзано», зеркало в раме «Ампир», а в зеркале — кресло у стены под эстампом «Весна», между телевизором «Сони» и музыкальным центром «Самсунг».