Да, я мог бы вам сказать многое. Тем более сегодня, когда ругань стала таким же обязательным делом, как вчера славословия. Я с наслаждением вцепился бы в недостатки ваших картин. Прежде всего — мало эротики. В чем дело, Ян Борисович? Или вас это не интересует? Конечно, когда у вас эти аморальные граф и графиня с двусмысленными улыбочками закрывают дверцу кареты, мы, как вдумчивые зрители, конечно, домысливаем, что они там делают, но хотелось бы от вас большей определенности. Потом, где в ваших картинах наркоманы? Советую подумать, может быть, нам следует снять новую редакцию «Сильвы». Пускай, допустим, Эдвин колется, а Стасси — нюхает. Или «Собака на сене». Может быть, это будет не просто сено, может быть, это травка, конопля, мак…
Обещаю вам обо всем этом подумать подробнее.
Что касается сегодняшнего вашего — и нашего! — праздника, то скажу одно. Я вижу сегодня перед собой человека, который обладает ясным взглядом, острым слухом, крепким рукопожатием и планами на будущее. Человека, который совершенно не изменился со времени своего прошлого юбилея.
А это бесспорное доказательство того, что вы — в движении!
Что уже совсем похоже на счастье, дорогой Ян Борисович.
Дай вам Бог!
19.03.88
Капитан легендарной Одесской команды КВН. Вдохновитель Клуба Одесских джентльменов. Главный редактор одесского журнала «Фонтан». Все это — во-вторых. А во-первых — Валерка…
Дорогой Валерий!
Иногда я буду говорить о тебе в третьем лице — из чувства ложной торжественности. Вообще, слегка склеротическое ощущение, что совсем недавно мы уже собирались в Москве, и был стол, и были наши друзья, и тогда у тебя тоже был юбилей. Это ощущение, которое культурные люди могли бы назвать «дежа вю», но здесь только наши друзья.
Не будем выяснять, кто из нас двоих первый придумал отмечать день рождения не только там, где не родился, но даже там, где не живешь. Важно, что ты оценил идею. Не все ли равно, на каком полустанке пить праздничный кипяток — пункт назначения общий. Но при этом ползет туда своим путем, в одиночку. И поэтому такой кайф, когда наши маршруты пересекаются.
В точках пересечения изображение становится цветным, звук — объемным, все сказанное нами считается мыслью, а всякая мысль — умной. Потому что каждая точка нашего пересечения неизбежно превращается в стол — наш дрейфующий по стране стол, у которого швартуются наши громко лысеющие друзья, наш вечнозеленый стол, за которым отсутствие легкомысленных девушек восполняется присутствием женщин трудной судьбы.
Юлечка!
Я с радостью отмечаю: за эти годы ее взгляд на Валерия не изменился — взгляд привычного изумления его непониманием огромности ее превосходства
(Юлечка — единственная женщина в мире, которая призналась, что любит меня, — но только когда я пьян, а трезвого только терпит в ожидании, что рано или поздно я напьюсь. С годами любви все больше, ибо ждать ей приходится все меньше.)
Я сбиваюсь на себя, потому что уже трудно отделять. Потому что Хаит, как Париж, — праздник, который почти всегда со мной. «Почти» — потому что иногда Хаит становится гражданином.
Я помню: в Одессе — выборы. Одесса — в борьбе. Хаит — в Одессе.
Это было жуткое зрелище — Хаит с портфелем. Эти было выше сострадания. На вопрос: «Который час?» — он отвечал: «Миша, если победят те суки…» На вопрос «А зачем портфель?» — он отвечал: «Миша, эти тоже суки, но это наши суки, а те просто суки и больше ничего».
Это формула всех наших выборов. И, слава Богу, что любые суки, которых поддерживают такие люди, как Хаит, обречешь-
Один философ сказал, что человек — это человек и его обстоятельства. Хаит честно тащит по жизни свой туго набитый обстоятельствами портфель. В этом портфеле — его Одесса, его Юля, его дети, для которых он сделал все что мог, — вплоть до того, что их двое (будем считать эту цифру реальной).
А еще в этом портфеле — юмор.
Юмор Хаита — это не одесский юмор и не юмор КВН. Потому что сегодня одесским юмором считается акцент, а юмором КВН — недержание. А высший класс шутника — способность удержаться от шутки. Поэтому у Хаита юмор истинный. Если влезть к нему в кишки, то там часто гостит одиночество, и возникают стихи, и ему иногда хочется все послать и воспарить, но мешает портфель, полный ответственности — за детей и друзей, за поэзию и юмор, за море и мэрию, короче, за всю Одессу, и за тех сук, которые постоянно побеждают этих.