А мне не надо.
А я тебе так скажу — на тебе и сорок хорошо смотрится.
Фалды еще развеваются, но седой волос уже надо прятать.
А ты не прячь.
Твои сорок — дивный баланс.
Ты уже так много знаешь и еще столь много можешь.
Пивное, чтобы всего этого не пересталось хотеть.
Чего тебе и желаю.
И долгих лет маме и папе.
И вот еще.
Не сомневайся никогда, что важнее — жизнь или искусство.
Живи!
и его «Триумф»
Юра!
Я тебе все уже сказал.
Но хочу повторить — через посредство газеты. Чтобы это была как бы журналистика.
Потому что сегодня, когда при слове «журналист»
одни тянутся к пистолету.
другие — к кошельку,
а третьи плюют мимо урны;
когда вместо журналистики — СМИ,
а вместо СМИ — «пиар»,
а вместо «пиара» —
компромисс между общественным туалетом и прокуратурой;
когда журналистом называет себя всякий, сочетающий недостаток стыда с неумением излагать отсутствие мыслей…
…и так далее…
Я жутко за тебя рад. Юра.
Нет — за тебя я счастлив.
А рад я за «Триумф».
Триумф профессии.
Хотя фактически ты ничего такого не делал — ну, просто писал заметки.
Просто щелкал фотоаппаратом и сочинял к этим снимкам тексты.
Создавая портрет эпохи, как скажут пошляки.
На самом деле — ты различаешь лица людей. Очень просто.
Кстати, среди твоих лиц до сих пор нет толкового автопортрета.
Раньше ты, конечно, был недостоин, но теперь — пора.
Если тебе самому неловко, покажи, на какую кнопку нажимать, и я щелкну то, что в окошечке.
Куртка, трубка, очки.
Джинсы, по которым плачет музей.
Причем подпоясанные веревкой — для простоты.
Вспоминается граф Лев Николаевич, тоже был простой мужичок.
Нет, Юра, у меня так щелкнуть не получится.
Чтобы получилось, как v тебя, окошечка с кнопкой мало.
Нужен еще твой глаз, твоя рука, твоя свобода, твоя хитрость и твоя нежность.
И что-то еще, чего я не знаю.
Между прочим, сколько помню, ты ни разу не написал ерунды. Это надо же.
А знаешь почему?
А потому, Юра, что ты есть Журналист.
Лучший и талантливейший.
Очень просто.
14.10.2000
У Михаила Козакова — день рождения.
Народный артист.
Дивная траектория.
Дикий характер. Насчет чего весь бомонд в курсе.
С одними не сошелся, у других не прижился, с третьими расстался, с остальными развелся.
Потом объяснил всем, почему он тут больше не может, — и уехал туда. Работать.
Поработал.
Потом объяснил всем, почему он там больше не хочет, — и вернулся сюда.
Работать.
Потому что главная патология — работа.
Клинический трудоголик.
Пока прочие прорабы духа убеждают друг друга и остальных, что в наше поганое время все невозможно, Миша Козаков в это самое поганое время ставит, играет, снимается, дает интервью, пишет, опять книгу, одновременно непрерывно, безостановочно и непрестанно читая стихи.
Никогда! Никогда не просите его почитать что-нибудь из Бродского!
«Что-нибудь» — он не понимает. Заставит слушать все, что Бродский когда-либо написал, и что собирался написать, и чего даже не собирался — с вариантами, черновиками, записками, сносками и письмом ему, Козакову, лично.
Характерец.
А народу-то на характер наплевать.
Народу сколько раз ни показывай «Покровские вороту», столько раз народ все бросает, садится и смотрят — от и до.
Классика потому что.
А еще недавно сыграл тень отца принца.
Самого принца тоже играл — но раньше.
А еще я перевел пьесу, а он ее взял и тут же…
А я — вторую, а он опять…
И так все время.
Короче.
В день рождения народного артиста прошу для него исключительно здоровья.
Все остальное Михаил Михайлович Козаков, народный трудоголик со скверным характером, сделает сам.
13.03.2000
Миша — скульптор. Казалось бы, мог бы. изваять мой бюст. Но не ваяет.