Я не удостаиваю его ответом.
…Моя рука лежит на ручке управления. Самолет идет на базу. Горючего в баках — на два плевка. И рыжие словно знают об этом. Три рыжих истребителя против одного.
«Ладно, ребята. Посмотрим. Таких асов, как Коршун Майк, не так уж много в этом синем небе…»
Одного я убрал сразу — рыжая вспышка, и он исчез. Остались двое.
Они еще не понимают, с кем их столкнула судьба.
Я бросаю машину в вираж, взмываю вверх. «Бочка», «горка», «мертвая петля». Вторая вспышка — и остается один рыжий. Он делает попытку уйти в облака, но я достаю его. Дымный след прочерчивает небо. Как всегда, победа за мной — Коршуном Мешком, Грозой Воздушного Океана!..
— Все равно, — криво улыбается рыжий, — все равно я тебя сделаю!..
И снова грохот моторов. Но это не воздух — это земля автодрома содрогается от рева гоночных машин. Большие гонки. «Гран-при».
На старте я всегда спокоен. Спокойней всех. Недаром меня зовут Железный Майк — Гонщик Без Нервов.
Ревут моторы. Я иду вторым — рыжий сумел выскочить вперед. Но я хладнокровен и уверен в себе. Каждую микросекунду ощущаю я своим телом. Последний круг — пора! Я выжимаю из машины все, что можно, и еще столько же. Вот я поравнялся с рыжим. Вот я обхожу его — иду первым. Теперь все — теперь достать меня сможет только сам дьявол. Пусть теперь бесится рыжий, пусть бе…
Страшный грохот — и все гаснет. Это рыжий, не сумев обойти меня, таранил мою машину.
Теперь уже я говорю:
— Мы сквитаемся, рыжий, мы сведем счеты.
…Все очень просто. Два кольта и две мишени.
Каждый служит мишенью для другого. Так выясняют отношения настоящие ковбои, когда дорога слишком узка для двоих.
— Мне кажется, — медленно говорю я, — на свете можно отыскать место, где твое присутствие было бы более желательным.
— Возможно, — цедит рыжий сквозь зубы. — Но это только мое дело!
Взлетают кольты!
Он довольно проворен, этот рыжий. То есть, он БЫЛ проворен. Я оказался слишком быстр для него. И слишком точен. Меткий Майк — таково было мое имя. Меткий Майк — Благородное Сердце Прерий.
— Ну, ребята, — обвожу я взглядом собравшихся зевак. — Кто следующий?
Но желающих нет.
Надвинув шляпу на самый лоб, я выхожу из салуна. Я ухожу, оставляя за собой поверженных врагов, раздавленных конкурентов, уничтоженных соперников.
…Дверь закрывается за мной. В поток прохожих попадаю я, в поток дождя, в поток повседневности. Я поднимаю воротник, твердой рукой достаю сигарету и закуриваю, прищурив верный глаз. И медленно шагаю по улице, мышцы налиты сталью, взгляд холоден, пульс спокоен и четок.
По улице идет Смелый-Быстрый-Меткий-Самый-Первый-В-Мире-Майк.
Он идет, уверенно глядя сквозь дождь, сквозь лица, сквозь витрины…
Вдруг — толчок в грудь.
— Ну, куда лезешь-то? — слышу я. — Прям как не люди, ей-богу! Прям с магазина не вытти!
— Извините, — говорю я.
— Нахал! — извиняет меня тетка.
Я захожу в магазин.
Пельмени, кефир, батон. Самообслуживание — это очень удобно. Вообще, после того как она окончательно ушла к этому своему рыжему, у меня появились новые привязанности — домовая кухня, кафе «Минутка», универсам. И салон игральных автоматов. Мир, полный рыжих — мир, где неизменно первенствует Великолепный Майк.
— Здравствуйте, Миша, — говорит знакомая кассирша. — Два сорок.
— Здравствуйте, — говорю я, беру сдачу и выхожу на улицу.
1981
— Да плюнь ты! — говорю я ему. — Плюнь!
Я беру бутылку и разливаю.
— Давай! — Я киваю ему, и мы выпиваем не чокаясь.
Мы сидим в кафе и пьем «Гурджаани»
Сколько времени прошло с нашей последней встречи, не помню. Может, год, а может, два. Это не имеет значения. Потому что и прошлый раз, и позапрошлый мы так же сидели здесь, в этом кафе, и раньше, когда тут еще не было кафе, а была обыкновенная столовая. Мы сидели друг против друга, и я разливал водку, или портвейн, или не помню уж, что, и так же говорил ему:
— Да плюнь, старик, плюнь!
…Лет десять назад. Мы сидим в столовой. Вокруг едят, разговаривают, разливают под столиками. Он держит в руках книгу.
— Понимаешь, — застенчиво говорит он, — она сказала, что не знать про импрессионистов стыдно. Вот, я купил…
Я беру у него книгу, листаю.
— Старик, она права, — говорю я. — Импрессионистов, старик, надо знать…
С моей стороны это чистой воды лицемерие. Все, что я знаю сам про импрессионистов, — это что там были два художника, с одинаковыми фамилиями, только один через «а», а другой — через «о». Кроме того, Ван-Гог отрезал себе ухо — про это я тоже слышал…