Бунькин стал нравиться женщинам. И молодым тоже. Они находили его неотразимым, похожим на какого-то киноартиста. А некоторые так прямо и называли его за глаза Бельмондо.
Вениамин Петрович был начеку и никому не отдавал руку, сердце и глаз.
Жить стало интересно. Одно беспокоило Бунькина — второй глаз. В нем абсолютно ничего не было. Белок, зрачок — все!
Вениамин Петрович стал чаще гулять. Особенно в ветреную погоду. Ночью. Выбирал закоулки позапущеннее, бережно прикрывал левый глаз, широко открывал правый, но, как на грех, ничего путного не попадалось!
Однажды, когда погода была такая, что хороший хозяин собаку не выгонит, Вениамин Петрович оделся потеплее и, с третьей попытки распахнув дверь, вылетел на улицу. Его закружило, понесло, обо что-то ударило, ткнуло в урну. Бунькин дождался, когда ветер затих, и, цепляясь за стены, добрался до дома.
В правом глазу что-то приятно беспокоило. Вениамин Петрович бросился к зеркалу и замер. В правом глазу, в уголке, что-то сверкнуло! Сомнений быть не могло — там начала созревать новая жемчужина!
Вторая жемчужина росла еще быстрее, чем первая. Скоро Бунькин почти ничего не видел. Его все время сопровождали какие-то люди. Выводили гулять, усаживали ест, укладывали спать, на ночь читали курс иностранных валют.
И настал день, когда Вениамин Петрович понял, что принадлежит к избранному кругу очень богатых людей. Судя по тому, что окончательно перестал видеть, — вторим жемчужина достигла нормальной величины!
Дальше тянуть не было смысла — пора начинать новую жизнь.
— Предлагают последнюю модель «Ягуара». Цвет «коррида».
— Это как выглядит?
— Бычья кровь!
— Кровь… помню, помню. Беру!
В элитном журнале прочли объявление: «Продается вилла в Испании. Два бассейна. Десять комнат. Площадка дли гольфа. До моря рукой подать!»
— Рукой подать, в каком смысле?
— Если подать рукой, она окажется в море. С утра до вечера прибой — ш-ш-ш!
— Говорите: ш-ш-ш?! Неплохо бы! — Вениамин Петрович улыбался. — «Ш-ш-ш». Это то, что надо. Берем.
Ему позвонили:
— Есть женщина немыслимой красоты, пока что ничья. Берете?
— А какая она из себя?
— Фигура точеная! Ноги длиннющие. Бюст. Два бедра. Глаза — изумруды, волосы золото…
— Золото какой пробы?
— Самой той!
— Делайте ей предложение.
…Осталась формальность — отоварить жемчужины.
Вениамин Петрович лег на операцию к лучшему хирургу и просил об одном: «Черт с ним, со зрением! Главное — не повредить жемчуг!»
Через два часа операция кончилась. Бунькину вручили небольшую коробочку. На черном бархате грелись в свете люстры два роскошных чуда природы. Вениамин Петрович отчетливо видел их двумя глазами:
«Лучше быть зрячим и богатым, чем бедным и слепым! Ура! Гуляют все!»
Друзья на машине домчали к подвальчику ювелира. Оказалось, старичок накануне скончался.
Под музыку с песнями покатили к магазину «Покупка драгоценностей у населения».
Вениамин Петрович распахнул дверь, выложил на прилавок сокровище и заржал: «Примите у населения!»
Приемщик с коробочкой ушел в заднее помещение. Минут через десять вернулся с милиционером:
— Извините, жемчужины обе фальшивые. Ловкая, но подделка.
У Бунькина потемнело в глазах:
— Вы соображаете, что несете?! Милицию вызову!
— Я здесь, — милиционер поправил кобуру, — Гражданин, забирайте свои финтифлюшки! Уходите, пока не арестовали!
Вениамин Петрович выбрался на улицу. Ни машины, ни друзей, никого.
Бунькин смотрел на слепящее солнце, синее небо и плакал бесполезными отныне слезами.
Вы не поверите: вот уже несколько лет во мне царит какое-то приподнятое настроение.
На работе ежедневно тружусь с огромным удовольствием, переходящим в полное удовлетворение к концу месяца.
Во время обеденного перерыва питаюсь с огромной радостью в новой столовой, где все способствует выделению желудочного сока, вплоть до еды. Которую ем с таким энтузиазмом, что до сих пор не пойму, что, собственно, все и и годы ем.
Дома… Дома просто плачу от радости, когда с чувством выполненного долга, едва переступив порог, попадаю в объятия жены и подрастающего поколения, которому дал путевку в жизнь, а живем вместе.
Как подумаю, что жена является бессменным другом, товарищем, всем, чем угодно, вот уже десять лет ежедневно. — испытываю такой прилив радости, самому страшно! То же самое творится и с ней, родимой. Просто готовы задушить друг друга в объятиях. Особенно я.