Муравей сладко спал, когда слон нечаянно наступил ему на заднюю лапку.
Муравей спросонья как завопит:
— Смотри под ноги, идиот!
От неожиданности слон попятился и раздавил весь муравейник.
Тут муравей глаза продрал, видит: над ним слон, муравейника нет! От ужаса вопит сам не знает что:
— Глаза ушами завесил? Пошел вон отсюдова!
Слон таких отчаянных муравьев в жизни не видел.
«Не иначе он карате занимается. Бандитская рожа!»
Повернулся слон и бежать.
Муравей сначала глазам не поверил, а потом от радости ошалел.
— Да никак он меня испугался? Струсил, толстозадый! Догнать, пару раз в ухо съездить! Когда еще такой случай представится?!
И рванул муравей в погоню.
Слон бежит, деревья валит. А за ним муравей с веточки на сучок переваливается и орет:
— Держи толстого, держи жирного! Ух, бивни повыбиваю!
Испуганный слон быстро бегает. Не каждый муравей его догонит. Особенно по пересеченной местности. Отстал муравей.
На поляне тигр завтракал. Шум услышал — антилопа поперек горла встала.
— Что случилось? Слон со всех ног бежит! От кого? Если уж слоны побежали…
Тут муравей на поляну выскакивает, весь в мыле:
— Фу! Слышь, старый, тут слон такой толстый не пробегал?
— Пробегал. В пятнашки, что ли, играете?
А муравью кровь в голову бросилась, ничего не соображает:
— Цыц, матрац полосатый! Погоди, со слоном покончу — тобой займусь! Не буди во мне зверя, укушу!
И за слоном рванул.
«Так, — подумал тигр. — Надо сматываться. Пока не загрыз».
По лесу летел слух: озверевший муравей за слонами да и тиграми гоняется!
Медведя из берлоги выгнал. Живет там с молодой львицей, которую у старого льва отбил.
В лесу страшное дело что творится. По всяким спорным вопросам — извольте явиться к нему, к мудрейшему.
И представляете, требует, чтобы перед ним на колени «ставали!
Нет, на колени-то каждый встать может, было бы видно, перед кем!
А в траве черта с два его разглядишь, кровопийцу рыжего!
Вот зверюга свалилась на нашу голову, не приведи господь!
Директриса закрыла за Ниночкой дверь, задернула занавески и шепнула учительнице пения на ухо: «Завтра будете выступать в австрийском посольстве! Соберите хор после уроков. Я буду говорить…»
— Товарищи! Завтра вам предстоит выступать в австрийском посольстве! Надеюсь, не надо объяснять, какая это честь и чем она может для вас кончиться. Обувь почистить, уши вымыть! В туалет сходить заблаговременно. Дома. Сигаеву подстричься как нравится мне, а не твоему папе. Челка — полтора пальца моих, а не его! У наших австрийских друзей ничего не брать! Они должны понять, что у вас все есть! Сигаев, и у тебя тоже! Будут задавать вопросы — пойте! Будут угощать — не ешьте! И вообще держитесь как можно раскованней. Прочитайте газеты, выясните, где эта Австрия, кто глава государства, чем занимается население… Кто сказал «земледелием и бандитизмом»? Сигаев, не путай со своими родителями!
Всю ночь родители гладили, подшивали, стригли. Утром хористы сидели в автобусе чистенькие, страшненькие, как привидения на выпускном балу.
Минут через сорок подъехали к трехэтажному особняку.
Иностранная территория угнетала неестественной чистотой и подозрительно пахла чем-то вкусным, очевидно международным скандалом.
Хористы парами стали взбираться на сцену, отчего возникла заминка, поскольку мальчики, как учили, пропускали девочек вперед, при этом продолжая крепко держать каждую за руку. Блеснуть хорошими манерами в таком положении оказалось непростым делом.
Наконец хор выстроился. Ниночка вышла вперед и, с трудом подбирая русские слова, выговорила, что они рады присутствовать в этом зале у своих австрийских друзей. Мы любим и знаем вашу страну, — бормотала Ниночка — особенно любим красавицу Вену»
Переводчица с трудом перевела и, наклонившись к Ниночке шепнула: «Это не австрийское посольство, а венгерское!»
Ниночка лихорадочно соображала: что хуже — австрийское или венгерское? И еще: международный это сканцы или пока нет?!
Зрители ждали. Надо было что-то петь.
Ниночка отчаянно всплеснула руками, и хор, стиснув зубы, запел «День рожденья только раз в году». Ребята пели, стоя плечом к плечу, мужественно вскинув головы, не мигая глядя в зал. Не знающему русский язык могло показаться, что это осужденные на казнь поют последнюю песню.
Согласно утвержденному репертуару, вторым шел «Светит месяц». Солировать с третьего такта должна была Чистякова, но когда Ниночка сквозь взмах руки глянула на Иру, то поняла, что соло не будет! Чистякова стояла, закатив глаза, уронив набок голову, и не падала лишь потому, что с двух сторон ее подперли плечами Сигаев и Фокин. Ниночку обожгло: «Вот он, международный скандал!» И вдруг песню повела Муханова, староста хора. В другой тональности, не тем голосом, но кто тут считает!