— Кушай, Веня, только жуй хорошенько! Сколько же лет не обедал-то?
Бунин испытывал странное удовольствие от того, что ест много, ест вкусно, хотя на ночь такие оргии устраивать нельзя! Нельзя! Но до чего приятно то, что нельзя!
Наполовину опустошив поднос, Вениамин Петрович отвалился от стола:
— Вы меня убиваете, Вера! Это ужасно!
— Это прекрасно! — поправила Вера Павловна. — Как ты замечательно ешь! Много. Быстро. Точь-в-точь первый муж, который был адъютантом!
Бунин с ненавистью глядел на булочку с кремом, которую нельзя было не съесть, но и есть уже не было сил.
— Веня, а детей у тебя, случайно, никаких нет? — спросила Вера Павловна.
— Нет никаких детей, слава богу! А то бы тянули из меня последнее! — Бунин злобно проглотил булочку.
— Плохо, Веня, ох плохо! Если бы из меня кто-нибудь что-то тянул, все б отдала! — Вера Павловна глубоко затянулась папиросой, закашлялась. — Пуговки разными нитками пришиты, Веня. Весь ты аккуратный, но неухоженный. Давай пиджак.
Вениамин Петрович снял пиджак, прижал правую руку к телу, потому что на рубашке под мышкой светилась дыра. Без пиджака и от выпитого Бунин почувствовал себя мужчиной. Да еще на стенах блестели сабли и пистолеты. Захотелось крикнуть «ура» и броситься на Веру Павловну. Вместо этого он сказал:
— Вера, нам, очевидно, придется сочиться… счесться законным браком…
— Что значит «очевидно»?! Только законный! Хватит! Я уже не девочка! Было тут два ухажера! Поматросили и бросили! Я женщина серьезная, у меня мужья были не ниже капитана, так что все официальным путем.
— Ты меня перебила! Естественно, если браком, то законным! Но если суждено стать мужем и женой, я бы хотел оговорить условия совместного проживания.
— Ну-ну! — Вера Павловна откусила нитку, которой пришивала пуговицу.
— Во-первых, Верунчик, попрошу у нас не курить!
— Здрасте! Я начала курить, когда тебя еще на свете не было!
— А теперь потерпи до тех пор, пока меня снова на свете не будет! Пойми, Веруня, — Бунин почувствовал, как опять жует что-то вкусное. — Ты не читала, как никотин западает некурящему в душу? А я у тебя некурящий! Чем курить, лучше гулять по воздуху! Я покажу йоговскую гимнастику, ты похудеешь в два дня! Ты себя не узнаешь!
— Нет, Венечка, это ты себя не узнаешь, если вздумаешь тут казарму устраивать! Поверь, четверо мужей — это хорошая школа. Не надо лезть друг другу в душу!
— Но если не лезть, зачем жениться, объясни?! — Бунин отхлебнул компот. — Какой это союз двух любящих сердец, когда столько сахара в компот кладете!
— Веник, ты мне нравишься, у тебя незлые глаза, хороший аппетит! Ты напоминаешь одного моего мужа, неважно… Я знаю, у тебя приличная пенсия, ты как мужчина имеешь право требовать.
— Конечно, имею, как мужчина! — Вениамин Петрович выпятил грудь.
— Я буду курить на лестнице и меньше, — согласилась Вера Павловна. — Действительно, живем один раз, и тот заканчивается. Мой второй муж, полковник в отставке, никогда не попрекал папиросой!
— Учти, Вера, я твой последний муж, подумай хорошенько!
— А третий муж, майор бронетанковых войск, мыл полы!
— Я не майор! Тем более бронетанковых войск! Так что извини, но пол по твоей части!
Вера Павловна схватила со стены саблю, рубанула воздух:
— Будешь мыть пол, будешь! А я о тебе заботиться стану! Заштопаю, вымою, откормлю — ты у меня станешь майором! — Она грохнула саблю на стол, между вилкой и ложкой. — Давай, Веник, прикинем по-хорошему, на что будем жить. Сложим пенсии в кучку.
Сначала Бунин обиженно молчал, косясь на саблю, но когда будущая супруга начала бездарно складывать, делить, он вмешался.
Бунин кричал, что не потерпит у себя в доме этот старый шкаф, эту развалюху, хоть он и служил Кутузову. Надо купить стенку, сейчас в каждом приличном доме стенка…
Незаметно стемнело. Вениамин Петрович спохватился в первом часу.
— До завтра, дорогая!
— Куда?! — Вера Павловна ловким маневром перекрыла дорогу. — Останься!
— Нет, нет, нет! — Бунин покраснел и надел шляпу задом наперед, отчего стал похож на ковбоя, сидящего на лошади задом. — Не в моих правилах оставаться у женщины в первый же вечер! Руку поцеловать могу!
— Руку целуй себе сам! Уже не вечер, а ночь. Дождь идет. Оставайся. — Вера Павловна сняла с него шляпу, пиджак. — Да не бойся, не трону! Я лягу там, а ты на диване. Почисть перед сном зубки, пописай и бай-бай! Вот твое полотенце.