кой дядька: толстый, рыжий и тоже с усами. Я стою и думаю: «А вдруг он не берет?» А он говорит:
— Ну, выкладывай, с чем пришел.
Я говорю:
— Как, прямо сразу выкладывать?
— А чего тянуть? Вон очередь какая.
— И что, все сразу выкладывают?
— Конечно. Кому охота с тараканами жить!
— Ладно, сейчас выложу. Они у меня в кармане.
Он говорит:
— Стой! Ты мне что, тараканов сюда принес?
Я говорю:
— Не-ет… У меня там бабки.
А он смеется:
— Мы здесь бабок не выводим. Тебе в собес надо идти.
— Вы меня не так поняли. У меня другие бабки. Две бабки красненькие и одна синенькая.
— Что, совсем синенькая?
— Ага, с двух сторон.
— А что ж ты от меня хочешь?
— Чтобы вы ее у меня поскорее забрали.
— Зачем мне твоя синенькая бабка? Я от своей не знаю, как избавиться.
— Это же другая бабка! Мне ее в получку выдали.
И кладу ему на стол пять рублей.
Он как закричит:
— Это что такое?!
Я говорю:
— Это она… Деньга.
Тут он еще сильнее закричал:
— Ты что?! Мы здесь взяток не берем!
А потом шепотом говорит:
— Правда, если хочешь, чтобы побыстрее сделали, надо дать. Только не мне, а дяде Васе.
Я говорю:
— Кто это — дядя Вася?
Он говорит:
— Тсс… Давай мне, а я ему передам.
Ой, ну что там говорить… Конечно, я нехорошо сделал. что деньги дал. Но я же не один такой. Другие гоже дают… А что вы так притихли, будто первый раз
об этом слышите? Дают-дают. И не только за тараканов.
Но я вот что думаю: может, они берут, потому что мы все время даем?.. А если мы договоримся и вот им дадим?. Давайте хоть попробуем. Я знаю, многие же хотят, только некоторые боятся, что тараканы замучают.
Не бойтесь! Я такое средство знаю. Наше, отечественное. Лучше любого импортного. Вот послушайте. Надо в столовой, где я работаю, взять полпорции суточных щей. На ночь разбрызгать по всей квартире, и к утру от вас не то что тараканы, все соседи уползут. Честное кулинарное слово!
Попугай
Здрравствуйте! Здрравствуйте! Вы меня узнали?.. Кто сказал — попка дурак?.. Неправильно. Я не дурак. Я — кретин. Идиот! А знаете, почему? Потому что разговаривать умею. Вот рыбу кто-нибудь называет дурой? Никогда. Потому что молчит всегда. Ее ловят — она молчит, ее жарят — она молчит. Рыбный день ей сделали — все равно молчит. А я всегда болтаю. Причем не то, что нужно. Режу правду-матку. когда меня не просят.
Триста лет живу на свете, нигде больше двух недель не задерживаюсь. Сколько я хозяев сменил — пересчитать невозможно.
Помню, жил в одной семье. Обстановка царская: ковры финские, мебель арабская, от хрусталя звон, как к церкви. Кормили пять раз в день. Миндалем в шоколаде. Казалось бы, чего еще желать? Сиди — молчи. Так нет, не удержался. Пришла к ним в гости одна пара. Милейшие люди. Профессор с женой.
Усадили их за стол, а меня такое зло взяло — миндаль в горло не лезет. Я как заору:
— Вы чего пришли?! Вас сейчас охмурять будут. Чтобы дочку свою мордастую в институт устроить!
Что тут поднялось… Хозяйка кричит:
— Не верьте ему! Он провокатор!
Гости пальто в охапку — и бежать! А хозяин ко мне подошел:
— Петух ты, — говорит, — крашеный. Если б ты двести рублей не стоил, я бы из тебя суп сварил!
Двести-двести, а сам, между прочим, продал за триста. Правда, в очень приличную семью. Отец — врач, мать — учительница, сын — оболтус. Пятнадцать лет парню, а уже полный обалдуй. Но мне-то что? Не мой же сын. Так нет, не выдержал. Два дня молчал, а на третий говорю:
— Папаша, вот вы врач, а сынок у вас, между прочим, курит!
Он говорит:
— Tа-ак. И часто?
— Нет, — говорю, — не часто. Только когда выпьет.
Мамаша как закричит:
— Как? Разве он пьет?
— Иногда, — говорю. — Когда в карты много проигрывает.
Ну, тут мама с папой забыли, что они интеллигентные люди, взяли ремень и всыпали ему по первое число. Двадцать восьмого начали — первого кончили. А второго он меня взял в охапку — и на птичий рынок. Продал какому-то забулдыге за червонец. Тот обрадовался:
— Скажу жене, что сотню уплатил, а остальные пропью.
Рано обрадовался. Я его жене все раньше успел рассказать. Так что там я тоже не задержался. Я нигде не задерживаюсь. Кому охота про себя правду знать да еще платить за это двести рублей?