Выбрать главу

Выступать со своими рассказами он начал очень поздно. Стеснялся. «Мое дело писать, пусть выступают артисты», — говорил он. Но когда эстраду заполнили многочисленные авторы-исполнители, решился. Успех был ошеломляющий! Гастроли в США, Германии, Австралии, везде, где были «наши люди», всегда проходили с аншлагом. Многие помнили его еще по советским временам. Он всегда вносил в свои монологи местный колорит, и это очень импонировало зрителям. К сожалению, сохранилось очень мало записей с его выступлениями. Но те, что остались, ярко показывают его артистичность, пластику, а главное — доброту юмора. Он очень серьезно занимался исследованиями природы юмора. Изучал работы многих авторов, работавших в этом жанре, начиная с древнейших времен. Он вообще много знал. Его знания в области философии, истории, искусства поражали. Беседы с ним были не только познавательны, но и доставляли большое удовольствие. А уж какой спорщик был Аркаша! Особенно споры с Игорем Квашой, его большим приятелем, просто незабываемы!

Аркадий — человек, искрящийся юмором, очень смешливый по натуре. Он ценил и понимал шутки других. Легко «включался». Это всё от папы. Многие эстрадники обожали приглашать папу на свои концерты. Он так заливисто смеялся, причем буквально за несколько секунд до момента произнесения шутки, как бы предчувствуя ее, что зал грохотал за ним. Аркаша в этом очень похож на папу.

Каким он был мужем и отцом, судить могут только его жена Людмила Петровна Климова и дети — Екатерина и Алексей.

Каким товарищем — друзья.

Каким сыном — покойные родители, которые очень любили его при жизни и очень им гордились.

Каким писателем — Вы, читатели этой книги. От себя скажу: «Братом он был хорошим».

Александр Хайт

Интермедии, монологи, рассказы

Шестое чувство

Петр Семенович Блинов начал воспринимать абцилохордию окружающего мира. Еще вчера, как и всякий нормальный человек, он обладал только пятью органами чувств. Сегодня же к ним прибавилось еще и шестое — абцилохордия. И все предметы, знакомые ему с детства: столы, стулья, тапочки, троллейбусы — стали обладать каким-то новым, незнакомым ему ранее качеством. Трудно сказать, что это было. Может, электромагнитные волны или какое-нибудь особое, неизвестное науке излучение, но факт остается фактом: у Петра Семеновича появилось чувство абцилохордии.

Об этой удивительной новости первой узнала жена. — Абцилохордия, — спросила она, — это что такое?

— Не знаю, — сказал Петр Семенович. — Ничего не знаю. Только чувствую все время что-то такое…

— Как же так, — сказала жена, — чувствуешь и не знаешь что?

— Нет, я-то знаю, но объяснить не могу.

— Значит, не чувствуешь.

— Да ты пойми, — сказал Петр Семенович. — Вот стул, например. Что он: мягкий, серый… Ну, что еще?

— Деревянный.

— Правильно, деревянный. А я еще чувствую, что у него большая абцилохордия. Мне даже сидеть на нем противно.

— Ну и не сиди, — сказала жена и, обидевшись, ушла на кухню.

Жена никогда не понимала Петра Семеновича, и в таких случаях он шел к своим приятелям. Так он сделал и на этот раз.

— Вот лавочка… Что она? Мокрая, грязная. Это все видят. А я вот еще чувствую, что у нее абцилохордия.

Приятели переглянулись.

— Ну да, абцилохордия. И у лавочки, и у воздуха, и у деревьев…

— И у собачки?

— Да, и у собачки.

— И у кошечки?

— И у нее. У всех есть.

— Ты бы, Петя, шел домой, — сказали приятели. — Отдохнул бы, проспался.

— Да нет же… Ну, как вы не понимаете. Абцилохордия — это… Ну, это…

— Ну, ну?

— Нет, это нельзя объяснить.

— Ну, что она, твоя абцилохордия: горячая, холодная или пахнет как?

— Нет, все не то.

— А что?

— Другое.

Приятели засмеялись.

— Ну что вы смеетесь? Я же чувствую.

— Интересное дело, — сказали приятели. — Он чувствует, а мы, стало быть, дураки.