Дмитрий Васильевич. Ну, и иди… В свою фирму.
Ольга. И пойду.
Дмитрий Васильевич. И иди.
Ольга. И пойду.
Пауза.
Дмитрий Васильевич. А помнишь? Шел дождь… Я печатал, сидел за машинкой. Ты была на кухне. Курицу жарила. И вдруг — солнце. Мы открыли балкон. Радуга. В воздухе туман. После дождя. Все цветет и пахнет.
Ольга. Нет. Не помню.
Дмитрий Васильевич. Ну, как ты не помнишь? Курица тогда еще сгорела.
Ольга. Не помню.
Дмитрий Васильевич. Ну мы тогда еще поджарили черный хлеб и съели… вместе с чесноком и томатной пастой.
Ольга. Не помню.
Дмитрий Васильевич. Ты должна помнить, ты не любишь чеснок…
Ольга. Что ты пристал? Не помню, и все.
Дмитрий Васильевич. От меня пахло чесноком, а ты не замечала.
Ольга. Отстань.
Дмитрий Васильевич. Помнишь, ты все помнишь. Это был самый счастливый день в моей жизни.
Пауза.
Ольга. А курицу мы потом все же съели.
Дмитрий Васильевич. Как было хорошо.
Ольга. Прекрасно.
Дмитрий Васильевич. Я бы все на свете отдал, чтобы…
Ольга. Чтобы «что»?
Дмитрий Васильевич. Ты знаешь.
Ольга. А все же?
Дмитрий Васильевич. Чтобы все было, как тогда.
Ольга. И я… наверно… все бы отдала.
Дмитрий Васильевич. Послушай. Все отдавать не надо. Отдай… Нет. Одолжи… Только на месяц… Тысяч пять. А? Я верну. Клянусь.
Ольга. Пять тысяч? Зачем они тебе?
Дмитрий Васильевич. Подсолнечное масло. С Украины. Здесь оно в сто раз дороже. Понимаешь?
Ольга. Понимаю.
Дмитрий Васильевич. Я отдам. Хочешь расписку напишу? Хочешь?
Телефонный звонок.
Ольга вынимает мобильный из сумочки.
Ольга (в трубку). Да, да… отдал. Куда же денется? Как?.. Ну, плакал, умолял… Конечно, смешно… Нет, вы меня знаете… Что? Сколько?.. Отлично, пишу адрес… Заказ принят.
Прячет трубку, собирается уходить.
Ольга. Извини, мне пора. Понимаешь, бизнес.
Дмитрий Васильевич. Понимаю.
Ольга. Пять тысяч, говоришь? Хорошо, я подумаю.
Дмитрий Васильевич. Правда?
Ольга. Да. Под десять процентов.
Дмитрий Васильевич. Ты с ума сошла. Семь, не больше.
Ольга. Восемь.
Дмитрий Васильевич. Семье половиной.
Ольга. Восемь.
Дмитрий Васильевич. Семь и одна четверть.
Ольга. Три четверти…
Дмитрий Васильевич. Одна четверть, остальное маслом.
Ольга. Нет. Только не маслом.
Дмитрий Васильевич. А чем?
Ольга. Ты знаешь.
Дмитрий Васильевич. Правда?
Ольга. Да. Только когда будешь отдавать… не ешь чеснок.
Дмитрий Васильевич. Не буду. Честное слово. Ольга. Пиши расписку!
Занавес.
Предисловие
Многоуважаемый читатель.
Не удивляйся. Это не издательская ошибка. Вместо «Послесловия», которому положено быть на этом месте, вдруг появилось «Предисловие».
Дело в том, что все в нашей жизни начинается с конца. С конца учебника мы решаем задачки, с конца очереди идем в ее начало, в конце газет или журналов находится уголок юмора.
Эту книгу ты, наверно, тоже будешь читать с конца. Вот почему здесь, именно на этом месте, «Предисловие».
Ну, что тебе сказать об авторе, то есть обо мне? (Всегда, прежде чем читать, интересно узнать кое-что об авторе.)
Я родился в те далекие времена, когда еще не было «Ну, погоди!». Образование получил высшее, но не то, которое мне потом пригодилось. Я окончил Московский строительный институт. Два года работал прорабом на стройках коммунизма. Ставил унитазы и смывные бачки. Затем три года был офицером Советской армии. Строил всякие секретные объекты, которые сейчас взрывают. То замечательное время я отразил в повести «Необыкновенное происшествие в деревне Огрызки».
Творить начал с детства. Выгоняли из школы, из института (шутка). Из школы — не шутка. В пятом, кажется, классе начал сочинять. Сам писал и издавал рукописный журнал «Клизма». Эпиграфом там было: «Назначение «Клизмы» — прочищать застои и запоры в мозгах людей».
Классная руководительница обнаружила в журнале свой портрет и послала меня за родителями, «прочищать застои…». Так я понял, что сатира — жанр опасный. Я был прогульщиком, вместо школы часто бегал в кинотеатр «Колизей». Любил бродить по Москве, кататься по улицам на велосипеде. Это летом. А зимой — на коньках, по льду Чистых прудов, что рядом с тем же «Колизеем». Потом, спустя много лет, детские эти приключения стали повестью «Моя бабушка — ведьма», которая сначала была сценарием фильма. Про него говорили, что это изящная литература, но никакой не сценарий. Под этим предлогом фильм, конечно, не сняли. Раз это «изящная литература», я стал предлагать ее в различные издательства. Но мне сказали, что это никакая не литература, а обыкновенный сценарий. «Несите его скорей в кино». В конце концов я настолько запутался, что сам не понимал, что написал.