— Ну и не сиди, — сказала жена и, обидевшись, ушла на кухню.
Жена никогда не понимала Петра Семеновича, и в таких случаях он шел к своим приятелям. Так он сделал и на этот раз.
— Ты бы, Петя, шел домой, — сказали приятели. — Отдохнул бы, проспался.
— Да нет же… Ну, как вы не понимаете. Абцилохордия — это… Ну, это…
— Ну, ну?
— Нет, это нельзя объяснить.
— Ну, что она, твоя абцилохордия: горячая, холодная или пахнет как?
— Нет, все не то.
— А что?
— Другое.
Приятели засмеялись.
— Ну что вы смеетесь? Я же чувствую.
— Интересное дело, — сказали приятели. — Он чувствует, а мы, стало быть, дураки.
— Нет, вы не дураки. Просто вы не чувствуете.
— Ну и не надо, — сказали приятели. — Нам и так хорошо.
Одним словом, приятели тоже ему не поверили.
А Петр Семенович действительно чувствовал… Ну, как бы вам объяснить, что это за абцилохордия, которую чувствовал Петр Семенович. Абцилохордия — это… Ну, это… Нет, это невозможно объяснить. Потому что нельзя объяснить другому то, что он никогда не чувствовал. Это все равно что рассказывать глухому, как поют птицы, или слепому, какого цвета закат. Вот так и люди по отношению к Петру Семеновичу были слепыми и глухими в области абцилохордии.
Скоро это понял и сам Петр Семенович. И он перестал рассказывать, что чувствует он, глядя на простую пепельницу или прислушиваясь к выключенному радиоприемнику. Потому что Петр Семенович Блинов пришел к выводу, что обладает таким чувством, которое другим людям на данном этапе еще недоступно.
И тогда он ушел в себя… Мир, в котором он жил отныне, был не только цветным, звуковым и объемным. — он стал еще и абцилохордическим. Он наслаждался абцилохордическими снами, улыбался абцилохордическим прохожим и по-детски радовался обыкновенному листу бумаги, если от него исходила хорошая абцилохордия. Правда, ему трудно было находиться в комнате с чересчур абцилохордическими стенами или выходить на улицу во время абцилохордически плохой погоды, но, если кто-нибудь предложил бы ему избавиться от этого чувства, он бы ни за что не согласился. Потому что благодаря ему жизнь Петра Семеновича стала совершенно необыкновенной и удивительной.
Однажды Петр Семенович сидел в столовой. Теперь он редко обедал дома, потому что приготовленная женой еда, хотя была вкусна и питательна, но не всегда отличалась нужной абцилохордией.
Он грустно смотрел в тарелку с пельменями, не замечая окружающих, не слыша звона ножей и грохота подносов. Ему было тоскливо и холодно. Он уже выпил компот и собирался уходить, как вдруг почувствовал, как что-то приятное и радостное обволакивает его. Петр Семенович поднял глаза.
К его столику протискивался пожилой человек. В руках он держал пластмассовый поднос, на котором стояли удивительно правильно подобранные абцилохордические блюда.
— Разрешите? — спросил человек.
— Пожалуйста, — сказал Петр Семенович.
Человек сел за стол. На нем был абцилохордический костюм, серый абцилохордический галстук, а из нагрудно го кармана торчал слегка надушенный абцилохордический платочек.
Человек внимательно посмотрел на Петра Семеновича. Петр Семенович улыбнулся. Человек — тоже.
— Хорошо здесь, — сказал человек.
В душе у Петра Семеновича все запело. Потому что было здесь неуютно и тесно и кормили не бог весть как, а только была по-настоящему хорошая абцилохордия.
— Конечно, хорошо, — сказал Петр Семенович, — просто замечательно. То есть вообще-то не очень. Но уж больно приятно… с этой точки зрения.
— Вы про что? — спросил незнакомец.
— Я? Я про это.
— Неужели про это?!
— Да, про это!
— Значит, вы чувствуете?
— Конечно. Еще как чувствую.
— И я чувствую, — сказал незнакомец. — Вот уже двадцать лет.
— Милый вы мой! — воскликнул Петр Семенович. — Значит, есть она. Есть абцилохордия чувств.
— Есть, дорогой. Конечно, есть.
Они заговорили наперебой. Каждый рассказывал о том, как трудно ему было, как плохо, когда тебя никто не понимает, и как это прекрасно воспринимать абцилохордию окружающего мира.
— Нет, — сказал незнакомец, — это событие нельзя не отметить. Хоть это и банально, но я предлагаю по рюмочке.
— С удовольствием, — сказал Петр Семенович.
Он побежал к буфету и принес бутылку портвейна.
— Давайте, — сказал Петр Семенович, разливая вино в стаканы, — за нее!
Незнакомец удивленно посмотрел на вино.
— Как, — спросил он, — вы собираетесь пить это?