Мыслитель-дилетант, изгнанный из семинарии за вольнодумство, он прибыл с гоп-компанией гонцов за анашой, дабы обратить души этих заблудших в лоно истинной веры, изобретенной им на скамейке вокзала города Кзыл-Орда бессонной зимней ночью.
Задача была сложной. Алкоголики и бандиты, существа с интеллектом инфузорий, обращению не поддавались. Зато их обращение с Авгием поддавалось описанию, но читать это детям до 16 лет, престарелым, слабонервным, беременным женщинам, а также всем без исключения читателям на ночь не рекомендуется.
Лежа связанный, избитый в кузове грузовика на окровавленных тушах антилоп, Авгий смотрел на небо с бегущими облаками, и вдруг показалось ему, что некто в белом плаще…
Часть вторая
В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат.
Он долго всматривался в стоящего перед ним босого оборванца, молча вздыхал, стуча сандалией о сандалию, думал.
— Ну, — спросил наконец Пилат, переминаясь с ноги на ногу и проклиная иудейскую жару, — упорствуешь, Назаретянин?
— Упорствую, батюшка.
— Так ведь распнут тебя. Не боишься?
— Боязно, — помялся Иисус, — и неохота. Да куда ж деваться? Надо мне. Иначе христианство не возникнет.
— Ну, гляди, — огорчился Пилат, — жаль мне тебя. Я ведь тоже лицо историческое. И мне деваться некуда. Историю не перепишешь… Ты бы подумал еще маленько… Я бы тебя, если одумаешься, из страны выслал — и все дела! А так — умываю руки!
— Думал уже, — хмуро сказал Иисус. — Поздно. Идти надо.
— Ладно! — вздохнул Пилат и махнул рукой, не замечая Авгия Конюшниева, появившегося на Арочной террасе, но невидимого потому, что предстоит ему возникнуть на земле в далеком двадцатом веке…
Часть третья
Дальнейшие события по законам новейшего романа не имеют к предыдущему ни малейшего отношения.
Известной пословице вопреки погибли голодные волки, но при этом и овцы не остались целы…
А единственное светлое пятно в романе — репутация автора, да продлит бог его дни во славу убиваемой, но никак не умирающей русской литературы, что возрождается, кипя и стеная, сама из себя…
Кто, скажите, в землю бросил семя жизни на бегу?
Задаю себе вопросы,
а ответить не могу.
___
Я до тебя не понимала.
Какой недюжинный запас
Тепла, душевного накала
Вложил завод когда-то в нас.
___
Я часто думаю о том, что случилось бы, начни Лев Толстой свой роман с такой фразы: «Все смешалось в доме Аннинских»?
Так вот. Не ищите в моей книге того, чего в ней нет.
Это необходимое замечание. Хотя я и не намерен перечислять, чего НЕТ в моей книге. Это не входит в мою задачу и заняло бы слишком много времени.
Задача вдумчивого читателя — найти то, что в этой книге ЕСТЬ. А это очень нелегко.
…Рассмотрим некоторые произведения нашей поэзии, прозы, а заодно и драматургии. Что мы увидим?
Мы увидим властно-стальные линии сюжетов, врезающиеся в аморфные тела псевдоноваций, которые по рецепту адептов бесстильно-массовидных абстракций выдаются за аксессуары полифонических, раздробленно-обессиленных и орнаментально-додекакофонических категорий, но и те представляют собой лишь одну грань пунктирно-экспроприативной субстанции, опирающейся на высшую зеркально-хаотическую альтернативу, создающую всепобеждающе-расслабленный, понятийно-эллипсообразный, интуитивно-сдублированный, расплавленно-конкретизированный и неповторимо-интерпретированный антураж.