Под кроватию паркет,
В нем одной дощечки нет,
И я вижу сквозь паркет.
Как внизу лежит сосед.
Он лежит на животе
С папиросою во рте,
И под ним стоит кровать.
Чтоб он мог на ней лежать.
Под кроватию паркет,
В нем другой дощечки нет,
И он видит сквозь паркет,
Как внизу другой сосед
На своем лежит боке
С телевизором в руке.
По нему идет футбол,
И сосед не смотрит в пол.
Но футбол не бесконечен —
Девяносто в нем минут,
Не считая перерыва
На пятнадцать на минут.
Вот уж больше не летает
Взад-вперед кудрявый мяч,
И служитель запирает
Расписныя ворота.
И сосед, разжавши пальцы,
Уроняет на паркет
Совершенное изделье
Из фанеры и стекла.
И, следя усталым взглядом
Телевизора полет.
Он фиксирует вниманье
На отверстии в полу.
Но напрасно устремляет
Он в него пытливый взор.
Потому что в нашем доме
Этажей всего лишь три.
Странный гость
Опубл. впервые в еженедельнике «Литературная Россия»
(далее — «Лит. Рос.»), № 14, 1982.
А. Кучаеву
Как-то утром, за обедом,
засиделся я с соседом.
Что живет со мною рядом,
на другом конце страны.
Был сырой осенний вечер
зимней скукою отмечен,
Но вплетались краски лета
в синь зеленой белизны.
Не в преддверье ли весны?
Помню, темой разговора
были тезы Кьеркегора
И влияние кагора
на движение светил.
Нить беседы прихотливо
извивалась, и на диво
Обстановка климатила,
и сосед был очень мил —
Он практически не пил.
Словом, было все прекрасно,
но, однако, не напрасно
Я от тяжести неясной
все отделаться не мог.
Тишину моей гостиной
вдруг нарушил очень длинный
И достаточно противный
электрический звонок.
Кто ступил на мой порог?
Кто же этот гость нежданный,
что с настойчивостью странной
В этот вечер, столь туманный,
нарушает мой покой?
Это кто возник из ночи
и на кнопку давит очень?
Неужели на мерзавца
нет управы никакой?
А милиция на кой?!
Звон меж тем раздался снова.
— Что за наглость, право слово?! —
И нахмурив бровь сурово,
повернул я ключ в замке.
Предо мною на пороге,
неулыбчивый и строгий.
Вырос странник одинокий
в старомодном сюртуке
С черной птицей на руке.
Позабытые страницы
мне напомнил облик птицы.
Утлой памяти границы
вдруг раздвинулись на миг.
Вспомнил я: все это было —
«…мрак, декабрь, ненастье выло…»
И как будто из могилы
доносился хриплый крик,
Вызывавший нервный тик.
Уловив мое смятенье,
он шагнул вперед из тени:
— Извините, вы Иртеньев?
У меня к вам разговор.
Мой кисет, увы, непрочен,
а табак дождем подмочен.
Что вы курите, короче?
Я ответил: — «Беломор».
— Боже мой, какой позор, —
Прошептал он с возмущеньем
И, обдав меня презреньем,
Устремился по ступеням
темной лестницы во двор.
Хлопнув дверью что есть мочи,
из подъезда вышел прочь он
И исчез. Но с этой ночи
не курю я «Беломор».
Никогда. О, nevermore!
Похвала движению
Впервые — в ж. «Аврора». № 11, 1985.
О. Чугай
По небу летят дирижабли.
По рельсам бегут поезда,
По синему морю корабли
Плывут неизвестно куда.
Движенье в природе играет
Большое значенье, друзья.
Поскольку оно составляет
Основу всего бытия.
А если в процессе движенья
Пройдешь ты, товарищ, по мне.
То это свое положенье
Приму я достойно вполне.
И, чувствуя вдавленной грудью
Тепло твоего каблука,
Я крикну: «Да здравствуют люди.
Да будет их поступь легка!»
Съедобное
Первая публикация —
в ж. «Юность». № 10, 1988.
Маша ела кашу,
Мама ела Машу,
Папа маму ел.
Ела бабка репку.
Лопал бабку дедка,
Аж живот болел.
Славно жить на свете.
Громче песню, дети!
Шире, дети, круг!
Ни к чему нам каша
На планете нашей.
Если рядом — друг.