Выбрать главу
И вот теперь я снова дома, Среди родных берез и стен. Мне все до боли здесь знакомо И незнакомо вместе с тем.
Вернулся я к родным пенатам, Где, подведя итог земной. Седой патологоанатом Склонится молча надо мной.
1999

* * *

Впервые опубл. в ж. «Magazine», № 5, 1999.

Возьмем, товарищи, козла, Чей внешний вид весьма противен, Его концепция гнила И общий вектор негативен.
Теперь пойдем возьмем бобра, Но — чтоб не рухнула плотина. Его наружность пусть мокра. Но сущность в целом позитивна.
Картины мировой разлом Меж их проходит полюсами, И мы в борьбе бобра с козлом Должны свой выбор сделать сами.
1999

* * *

Впервые опубл. в ж. «Magazine». № 5, 1999.

Средь шумной халявной тусовки, Где запросто вилки крадут, Я встретил небесной фасовки На диво стерильный продукт.
В углу притулившись несмело На периферии стола. Она нечто постное ела И легкое что-то пила.
Взирая на хрупкое чудо. Мешая с бурбоном вино, Я думал — откуда, откуда Она здесь, вернее, оно?
Что общего в ней с этим местом, Где зверя витает число? Каким, извиняюсь, зюйд-вестом Ее в сей вертеп занесло?
Меж тем запустили цыганов, В гостиной затеяли штос, И рядом стоящий Зюганов Влепил мне дежурный засос.
И я, человек закаленный И трезвый не то чтоб всегда, Поймав ее взгляд изумленный, Покрылся румянцем стыда.
Вот так, среди адского чада, Свой свет несказанный лия, Явилася мне Хакамада, Неспетая песня моя.
1999

* * *

Впервые опубл. в ж. «Magazine», № 5, 1999.

Лежишь бессонными ночами И вспоминаешь со стыдом. Как пил вчера со сволочами И приглашал мерзавцев в дом.
А завтра те же мизерабли, Хоть повод вроде не даешь, Тебе протягивают грабли, И, что ж вы думаете? Жмешь.
1999

Народ. Вход-выход

Впервые опубл. в ж. «Magazine», № 5, 1999.

Когда я вышел из народа. Мне было двадцать с чем-то лет. Оставлен напрочь без ухода. Небрит, нечесан, неодет, Я по стране родной скитался Пешком, голодный и худой. Сухою корочкой питался, Сырою запивал водой. Но годы шли, летели годы, Короче, где-то через год, Наевшись досыта свободы, Решил я вновь войти в народ. Ему я в пояс поклонился, Как пионеры Ильичу: Прости, народ, я утомился И снова быть в тебе хочу. Прими меня в свои объятья, В свои холщовые порты, Готов за это целовать я Тебя, куда укажешь ты. Прости мне прежние метанья, Мои рефлексии прости. Прости фигурное катанье На трудовом своем пути. Tы дан навеки мне от Бога, Tы мой навеки господин. Таких, как я, довольно много, Таких, как ты, — всего один. Кто есть поэт? Невольник чести. Кто есть народ? Герой труда. Давай шагать с тобою вместе По жизни раз и навсегда. Так я стенал, исполнен муки, В дорожной ползая пыли, И, видно, пламенные звуки Куда положено дошли. Внезапно распахнулись двери С табличкой «Enter» т. е. «Вход», И я, глазам своим не веря, Увидел собственно народ. Он мне совсем не показался. Хоть дело было ясным днем, Он как-то сильно не вязался С расхожим мнением о нем. Он не был сущим и грядущим В сиянье белоснежных крыл, Зато он был довольно пьющим И вороватым сильно был. Я ослеплен был идеалом, Я в облаках всю жизнь витал, А он был занят черным налом И Цицерона не читал. Он не спешил в мои объятья, И тут я понял, что народ Есть виртуальное понятье, Фантазии поэта плод. И понял я, что мне природа Его по-прежнему чужда, И вновь я вышел из народа. Чтоб не вернуться никогда.
1999

* * *

Впервые опубл. в ж. «Magazine», № 5, 1999.

Моя неизбывная вера Незнамо в кого и во что Достигла такого размера. Что еле влезает в пальто.