Русоволосый, конопатый.
Предрасположенный к вину,
Сжимая верную лопату,
Кряхтя, уходит в глубину.
Вот он в земле почти по шею,
Вот он совсем пропал из глаз.
Растет и ширится траншея.
Такая нужная для нас.
А завтра утром
В час рассветный
Сюда он явится опять
И будет столь же беззаветно
Ее обратно засыпать.
О Русь, загадочная Русь,
Никак в тебе не разберусь.
Первая публикация —
в ежен. «Лит. Рос.», июль 1986.
На стуле женщина сидела
С улыбкой легкой на устах
И вдаль задумчиво глядела,
Витая мыслью в небесах.
Поток мерцающего света
Струил ее нездешний взор.
Она курила сигарету,
Роняя пепел на ковер.
И молвил я, от дыма морщась:
— Прошу прощения, но вы
Отнюдь не чтите труд уборщиц
И этим крайне не правы.
Понятья ваши о культуре
Большой пробел в себе несут,
В местах общественных не курят
И пепел на пол не трясут.
Советской женщине негоже
Табачный дым в себя глотать,
Какой пример для молодежи
Вы этим может подать!
Дымилась в пальцах сигарета,
Молчал за стенкой телефон.
Я долго ждал ее ответа
И, не дождавшись, вышел вон.
Печатается по тексту —
ж. «Крокодил». № 9. 1986.
Один кюре, слуга усердный Бога,
Известный благочестием своим.
Решил купить французского бульдога.
Откладывая каждый день сантим,
К Страстной неделе накопил он сумму,
Которая позволила кюре
Приобрести породистую суку.
Он сколотил ей будку во дворе,
Купил ошейник из мягчайшей кожи
И красоты нездешней поводок.
О, если б знал он, милостивый Боже,
Какую шутку с ним сыграет рок!
Раз в воскресенье,
Отслуживши мессу.
Узрел кюре, придя к себе домой,
Что тварь, поддавшись наущенью беса.
Кусок стащила мяса.
— Боже мой! — вскричал святой отец
И в гневе диком,
Забыв когда-то данный им обет,
Весь задрожал и с почерневшим ликом
Сорвал висящий на стене мушкет,
И грянул выстрел по законам драмы.
А вечером, когда взошла звезда.
Он во дворе киркою вырыл яму
И опустил собачий труп туда.
Смахнув слезу и глянув исподлобья
На дело обагренных кровью рук.
Соорудил он скромное надгробье
И незабудки посадил вокруг.
Затем кюре передохнул немного
И высек на надгробье долотом:
«Один кюре, слуга усердный Бога…»
И дальше все, что с ним стряслось потом.
Впервые под заголовком «Я Аллу люблю Пугачеву…» —
в ж. «Аврора», № 11, 1985.
Я Аллу люблю Пугачеву,
Когда, словно тополь стройна,
В неброском наряде парчовом
Выходит на сцену она.
Когда к микрофону подходит,
Когда его в руки берет
И песню такую заводит,
Которая вряд ли умрет.
От диких степей Забайкалья
До финских незыблемых скал
Найдете такого едва ли,
Кто песню бы эту не знал.
Поют ее в шахтах шахтеры
И летчики в небе поют,
Солдаты поют и матросы,
И маршалы тоже поют.
О чем эта песня, не знаю,
Но знаю — она хороша.
Она без конца и без края,
Как общая наша душа.
Пою я, и каждое слово
Мне сердце пронзает иглой.
Да здравствует А. Пугачева,
А все остальное — долой!
В первой публикации в ж. «Юность». № 4. 1986.
стихотв. имело название
«Хотел бы восславить любовь я…»
Желаю восславить любовь я,
Хвалу вознести ей сполна,
Полезна она для здоровья,
Приятна для сердца она.
Любовь помогает в работе,
Любовь согревает в быту,
Мой дух отделяя от плоти,
Бросает она в высоту.
И дух мой по небу летает,
Как горный орел все равно,
То крылья свои распластает,
То ринется камнем на дно,