Петров ушел. Назло мне он шел медленно, что-то насвистывал, потом быстро юркнул за темную ель и больше на глаза не показывался.
Надо было сориентироваться на местности. Я достал компас.
— Где стрелка?! — закричал я.
— Да что же вы так кричите, Виктор Михайлович? — сказал Сидоров. — Я взял эту стрелку еще вчера. Сынишка у меня в школе географию проходит, и я вот… Никуда она не денется. Если он ее не потерял…
— Чтоб немедленно!.. Чтоб сию секунду!.. — кричал я, да что толку? Сориентировался по звездам. Оказалось, что мы уже в глубоком тылу противника, но уклонились вправо.
Иванов сразу обрадовался: «Значит, нам за дальность должны доплатить!»
— Ребята, — произнес я, — обстановка сложная. Иванов, мы тебя прикроем, передашь вот этот конверт…
— Виктор Михайлович, — сказал Иванов, — в мои обязанности не входит конверты носить. Я не курьер.
— Неси! — побагровел я.
Ох, чуяло мое сердце неладное! Еще раньше я заметил на пригорке какое-то шевеление, а тут смотрю — молча цепью обходят нас. Берут в кольцо! Опоздал с конвертом…
— К бою! — закричал я. — Занять круговую оборону! Без команды не стрелять!
Мы замерли.
— Виктор Михайлович, — зашептал мне в ухо Сидоров, — можно я сегодня пораньше уйду, тетю надо встречать на вокзале? А потом я отработаю. Вы же знаете, стреляю я отлично…
— Ребятки, — взмолился я, — родные мои. Да что же вы?! Ведь противник наступает!..
Секунды тянулись как годы. Напряжение нарастало.
— Все! — радостно заявил Сидоров. — Рабочее время кончилось, а ишачить я не нанимался!
Повернулся и пополз в кусты.
— Иванов, Ваня, а ты-то? — голос у меня дрогнул.
— Виктор Михайлович, — сказал он, — вы знаете, как я вас уважаю, но войдите и вы в мое положение: я уже договорился, она меня будет ждать… Или я не мужчина?
Уполз и он.
Я достал гранату. Один. Только луна в небе и противник все ближе, ближе…
«Узнают ли, как я погиб?» — последнее, что подумал я, и кинул гранату.
…Очнулся я дома.
— Где я? — прошептал я.
— «Где», «где»? Дома! — ответила жена. — С работы тебя на неотложке привезли.
«Значит, жизнь продолжается», — понял я и закрыл глаза.
1987 г.
Роман
Один молодой человек написал роман и, как водится, принес его показать одному маститому…
Маститый, человек преклонного возраста, долго искал очки, не нашел и, виновато улыбаясь, попросил:
— Вы уж, голубчик, пожалуйста, почитайте вслух, а я послушаю.
Молодой автор взял рукопись, откашлялся и, робея, негромко начал:
— Серебристые звездочки снежинок, нежно-задумчиво исполняя грациозный танец, плавно кружа, тихо опускались на землю…
— Простите, голубчик, — остановил его маститый писатель. — Я, знаете ли, плохо слышу. Будьте добры, еще раз сначала и, если можно, погромче.
— Серебристые звездочки снежинок… — громче начал молодой автор.
— Что-что? — приставил к уху подрагивающую ладонь старый писатель.
— Се-реб-рис-тые звез-дочки снежинок, — еще громче и почти по слогам повторил молодой автор, — опускались на зем-лю.
— Извините, что-то я н-никак, — в смущении развел руками писатель.
Молодой автор набрал в легкие воздуха и прокричал:
— Шел снег!
— Шел снег, — на этот раз услышав, повторил старый писатель. — Что ж, неплохое начало. Ну, читайте, голубчик, дальше.
— Высвободив из тоннеля рукава бронзово-золотистый диск циферблата, напоминающий разрезанный, сочащийся соком апельсин, Константин коснулся напряженным взглядом острия пик стрелок, — прочитал молодой автор.
— Что-что? — снова приставил к уху ладонь писатель.
— Кон-стан-тин по-смот-рел на часы! — прокричал молодой автор, хотел читать дальше по тексту, но махнул рукой, отложил рукопись в сторону и принялся вновь кричать.
Когда молодой человек кончил, маститый писатель растроганно пожал ему руку и сказал:
— Молодец! Хороший рассказ написали. Главное — коротко, емко, динамично. Так, голубчик, и надо!
Хорошо, когда светит солнце
Когда Игорь Борисович покупал мясо, ему хотелось узнать не только сколько оно стоит, а и как звали корову, где она жила, была ли счастлива…
Я был свидетелем, когда он хотел дать пощечину одному негодяю, поднял руку и сокрушенно проговорил:
— Ведь вам же будет больно!
Опустил руку и долго с возмущением смотрел на свою ладонь.
На негодяя это произвело столь необычное впечатление, словно ему дали две пощечины. Он удивленно заморгал глазами, потрогал свою щеку и сказал, задумавшись: