— Потому что, глядя на вас, — отвечал человек, — плюнуть хочется!
Стихи-хи-хи…
Поздняя осень, грачи улетели… Улетели лес обнажился, а мы — обалдели!
Нет, поздняя осень, грачи охр… озверели, лес обнажился, а мы — не успели! Нет…
Поздняя осень, грачи обнажились, лес улетел, а мы… не нажились!
Поздняя осень… врачи улетели. Дохнул осенний хлад… журча, еще бежит за мельницей рублей… то есть ручей! Но пруд уже застыл… Шалун уж отморозил что-то, а оказалось, это… пальчик! Ему и больно, и смешно, а мать его!.. Неужели там про мать?!
Вот моя деревня, вот мой дом родной!.. Вот качусь я с горки, выйдя из пивной!.. Какая глупость!
Вспомнил! Только не сжата полоска одна, грустную Думу наводит она!.. Далеко глядел поэт: Дума есть, а мыслей — нет!
Сквозь волнистые туманы пробирается луна, на печальные поляны много сыплется!.. Фу, какая гадость!
Все стихи я позабыл, потому что много пил…
Вспомнил! Мороз и солнце — день чудесный, златая цепь на дубе том! Интересно, кто этот дуб? Как бы мне, рябине, к дубу перебраться? Я б смогла за деньги дураку отдаться! Фу, какая пошлость!
Мчатся тучи, вьются тучи, невидимкою луна освещает лес дремучий — больше нету ни хрена! Почему в башку лезет всякая ерунда? Если в брюхе нету дна — в башку лезет ерунда!
Я из лесу вышел, был сильный поно… то есть мороз! Гляжу, поднимается медленно в гору лошадка, жующая хворосту воз. Откуда дровишки? Лошадь говорит: «Из лесу, вестимо!» Я говорю: «А почему ты разговариваешь по-человечески?» Она говорит: «А почему вы живете не по-людски?!» Я говорю: «Дура!» Она говорит: «Сам дурак!»
Иван-дурак поймал говорящую суку… то есть щуку! Она его матом облаяла, он ее отпустил! Фу, какая пошлость!
Жизнь моя! Иль ты приснилась мне? Будто кто весенней гулкой ранью дал поленом мне по голове! Какой ужас!..
Дай, Джим, на счастье в лапу мне!.. Ведь не берет сейчас лишь тот, кому никто уж не дает! Эт-то точно!
Поэтом можешь ты не быть!.. Но хочется и есть и пить! И отдохнуть, и погулять, ведь человек ты, а не… Фу, какая пакость!
Как хороши, как свежи были рожи!.. То есть лица… когда нам выпало родиться, ну а сейчас такие хари — глаза б их лучше не видали! Ну-ка, зеркальце, скажи, да всю правду доложи: кто на свете всех милее?.. Зеркало сказало так: «Ну, конечно, ты — дурак!» М-да!
Люблю грозу в начале мая, когда весенний первый гром, как бы резвяся и играя, приватизировал мой дом! Тьфу ты!..
Улица — моя! Дома — мои! Окна разинув, стоят магазины! Окна удивляются, что цены поднимаются! А когда начнут снижаться — люди станут удивляться!
Белеет парус… одинокий, в тумане Боря… голубом… Что ищет он в краю далеком? Он президент, а тут — дурдом! Ерунда какая-то!
Вспомнил! Вспомнил! Вынесем все! И широкую, ясную грудью дорогу проложим себе, жаль только, жить в эту пору прекрасную уж не придется… ни мне, ни тебе!
Тьфу! Лучше бы не вспоминал!
Всемогущий
Из жизни
Только стал работать в конторе по охране и реставрации — посетитель. Говорит: «В Загорском районе Троицкая церковь… я много лет прошу, чтоб под охрану государства, но бюрократы, чиновники…»
Еще слабо понимая, что делать, я взял лист бумаги, записал и убрал в стол. А через неделю выходит Постановление Совмина РСФСР о постановке под госохрану памятников архитектуры, и в их числе — Троицкая церковь.
Этот посетитель приходит и говорит изумленно: «Виктор Михайлович, я столько лет добивался, а вы за одну неделю!» Я говорю: «Это не я». Он говорит: «Не волнуйтесь, я никому не скажу!»
На следующий день прихожу на работу — меня уже пять посетителей ждут. И заискивающе говорят: «Доброе утро, Виктор Михайлович!»
Сильная рука
Иду по улице, навстречу какой-то странный человек с крыльями за спиной, говорит: «Виктор Михайлович, России нужна сильная рука».
Я говорю: «А я-то при чем?» Он говорит: «А у вас рука сильная, даже когда жена хотела вырвать стакан — не смогла».
Взмахнул крыльями и улетел. А я оказался в Кремле. Заходит ко мне этот, который… и говорит: «Вызывали?»
Я думаю: «Сон это». И, чтоб проверить, спрашиваю: «Какое сегодня число?» Он говорит: «А какое надо?» Я решил пошутить и говорю: «Первое января». Он говорит: «С Новым годом, Виктор Михайлович!» А за окном — осень!
Нет, думаю, не сплю. И как кулаком по столу грохну. От того на паркете только пустое место осталось. Я испугался, а потом смотрю в окно — он невредимый в «Мерседес» садится. А в кабинет входит другой, как его… ну финансист. Я думаю: «Точно сплю!» И, чтоб проверить, спрашиваю: «Дважды два?» Он говорит: «Три. Но мы работаем и к концу года доведем до 3 и 8!» Я хотел его от пустить, а сзади кто-то невидимый шепчет: «Сильная рука…»