И у Чиверела перехватило дыхание, и опять чья-то ледяная рука коснулась его спины. Ибо в комнату вошел Джулиан Напье.
20
Не сводя глаз с вошедшего, Чиверел встал и шагнул ему навстречу. Это не была галлюцинация. Если не считать формы военно-воздушных сил, более смуглого лица, коротких волос и аккуратного, подтянутого вида, это был вылитый Джулиан Напье. Сходство было поразительным. Чиверел молча перевел серьезный взгляд с него на Энн.
Молодой человек, разумеется, истолковал это по-своему.
— Простите, — сказал он, запинаясь. — Я думал… то есть… мне сказали, чтобы я поднялся…
Чиверел очнулся.
— Да, да, конечно. Все в порядке.
Энн подошла ближе.
— Это Роберт, — гордо объявила она и с улыбкой взглянула на свою замечательную собственность.
— Я, наверное, помешал, — пробормотал Роберт, бросая на нее отчаянные взгляды. От смущения лицо его залилось краской и покрылось испариной.
— Нет, нет, дорогой мой, — улыбаясь, воскликнул Чиверел. — Это целиком моя вина. Прошу прощения. Я сказал, чтобы вас послали наверх. Просто… вы мне напомнили одного человека, вот и все. Скажите… — И он остановился.
— Да, сэр?
— Я хотел спросить, какие еще фамилии встречались в вашем роду, кроме фамилии Пик…
— Видите ли, сэр…
— Впрочем, теперь это не имеет значения, благодарю вас. — Помолчав, он заговорил белее серьезным тоном. — Важно то, что вот эта ваша девушка — актриса.
— Первый сорт, сэр, можете мне поверить! — вскричал Роберт, сияя от энтузиазма.
Чиверел улыбнулся.
— Если сейчас еще не самый первый, то в будущем — наверное. Но поймите, что это значит: она не только будет работать в Театре, но говорить о Театре, питаться Театром, грезить о Театре, и все это на многие годы.
Роберт ухмыльнулся.
— Я уже понял.
— Я ведь с самого начала предупредила тебя, милый, — сказала Энн не без самодовольства.
— Это верно.
— И вы действительно понимаете, что это значит? — мягко, но настойчиво спросил Чиверел.
— Я сказал ей, сэр, — ответил Роберт почти хвастливо, — и тоже в самом начале, что в отношении меня тут полный порядок, и это уж точно. Я только хочу, чтобы она делала в Театре великие дела, для которых создана, а я буду стоять в тени и заботиться о ней.
— Милый! — воскликнула Энн, порозовев от гордости.
— Не сомневаюсь в вашей искренности, — сказал Чиверел, — но это будет нелегко… а после того, как вы поженитесь…
Но они не дали ему продолжать.
— Все равно он должен знать, — сказала Энн.
— Ну ты и говори, — сказал Роберт.
— Мы уже женаты. Целый год.
Чиверел поднял на них глаза.
— Может быть, все будет хорошо на этот раз. — Слова вырвались помимо его воли.
Молодые люди уставились на него.
— Что?
— Я хочу сказать, — произнес он с улыбкой, — что я должен принести вам обоим свои поздравления.
Когда он пожимал им руки, в комнату торопливо вошла встревоженная Паулина.
— Мартин, — начала она, — я только что узнала, что тебе было плохо и опять вызывали доктора…
— Теперь все прошло, спасибо, Паулина. Капитан авиации Пик — мисс Паулина Фрэзер. Они поженились. Это тайна, но я только что вытряс ее из них.
Паулина пожала руку Роберту.
— Очень рада! — Она прибавила бы еще что-то, но ее прервал телефонный звонок. Она вопросительно посмотрела на Чиверела; тот кивнул и подошел к столу.
Звонил Джордж Гэвин, который первым делом спросил, как Чиверел теперь себя чувствует и как вели себя привидения.
— Мне кажется, ты кое-чем им обязан, Джордж, — сказал Чиверел и увидел, что Паулина, стоящая рядом с двумя безмолвными молодыми людьми, смотрит на него с любопытством и прислушивается. — Но теперь не беспокойся об этом. Я изменил свое решение. И если предложение остается в силе, я говорю «да».
— Конечно, остается, старик, — в восторге отвечал Джордж. — Единственное, чего я хочу и хотел всегда, — это чтобы ты вошел со мной в дело, а сколько ты внесешь денег, это совершенно неважно.
— Я вложу в этот проект все свои деньги до последнего пенни, Джордж, — сказал Чиверел с силой, — и отдам ему все свое время.
— Это потрясающе, старик! — сказал Джордж. — Сможем мы завтра встретиться и потолковать?
— Нет, я не могу, — сказал ему Чиверел. — Тебе придется потерпеть пару дней: я решил переписать третий акт, и тут будет уйма работы, а потом я набросаю общий план, и тогда уж мы обо всем поговорим.
Это вызвало у Джорджа такой энтузиазм, что в трубке начался треск.
— Ну ладно, Джордж. Хватит на сегодня. Увидимся здесь на премьере. Пока!
Положив трубку, он в некотором смущении направился к ожидавшим его Паулине, Энн и Роберту. Паулина бросилась ему навстречу; глаза ее блестели.
— Мартин, я все слышала, — сказала она. — Это правда?
— Да, и многое другое тоже. — Он улыбнулся — радостно, чуть застенчиво, чувствуя себя странно помолодевшим.
— Милый, — воскликнула Энн, обращаясь к своему Роберту, который снова не знал, куда деваться от смущения, — нам пора. — Она повернулась к Чиверелу в ожидании.
— Где, вы говорили, находится этот ваш репертуарный театр? — спросил он с улыбкой.
— В Уонли. Недалеко отсюда. Вы приедете посмотреть меня? — Она чуть не танцевала от радости.
Он кивнул.
— Как только я все здесь закончу. И тогда — тогда, я думаю, у меня найдется, что вам предложить.
— Вот здорово! — вскричала она, и этот взрыв восторга всех рассмешил. Потом она стремительно повернулась к Паулине. — Он теперь совсем другой. Что-то в самом деле произошло.
Паулина бросила на Чиверела быстрый пытливый взгляд, но он еще не был готов ответить на него. Он поспешно повернулся к Роберту и пожал ему руку.
— До свидания. Заботьтесь о ней.
— Обещаю вам. Всего доброго, сэр.
Энн протянула руку Чиверелу.
— Я очень, очень благодарна. — Она лукаво посмотрела на него. — А иначе бы я рассердилась на вас. — И, инстинктивно чувствуя эффектность своего ухода, она сразу же пошла к двери.
— Почему же? — удивился Чиверел.
Она обернулась уже у самой двери, взглянула на него в последний раз и сказала достаточно громко, чтобы он услышал:
— Потому что это разозлило бы любую женщину — вы все время смотрели на меня так, словно пытались увидеть кого-то другого.
21
Они с Паулиной были одни, совсем одни, как всего час или два назад, когда он сказал ей, что покончил с Театром, и она так рассердилась. Она вопросительно смотрела на него, и он встретил вызов ее красивых глаз и улыбнулся ей. Он любил Паулину, был ей предан. Неожиданно он понял, что она значит для него не меньше, чем он для нее. Она столько сделала для него в Театре. Они сидели рядом, два старых актера, и все их бесчисленные вест-эндские дорожные, гастрольные приключения, одни смешные, другие печальные, теснились позади них, на маленькой сцене их жизни. Но сейчас ему трудно было снова заговорить с ней после того, что с ним случилось. Они были из одного мира, они слишком давно знали друг друга, и хотя ни у кого перемена в его отношении к Театру не вызвала бы большего энтузиазма, чем у Паулины, самое ее присутствие, ее вопросительный, устремленный на него взгляд делали всякое рациональное объяснение этой перемены невозможным. Размышляя о том, что ей сказать, он сомневался, и отступал, и уже пытался обмануть самого себя.
— Что означала ее последняя фраза? — спросила Паулина.
— Я не совсем понял, — ответил он осторожно. Потом решился и прибавил: — Но я знал ее родственника — некоего Уолтера Кеттла.
К его облегчению, она выслушала это без комментариев и заговорила о другом:
— И ты принимаешь предложение Джорджа Гэвина и остаешься в Театре?
— Да. И буду работать так, как давно уже не работал. То, что Джордж владеет этими театрами, дает нам потрясающие возможности. Мы попробуем создать две хорошие постоянные труппы… найти новые таланты… воспитать подающую надежды молодежь, писателей и актеров. И нам понадобится твои совет и помощь, Паулина.