— Мисс Фрэзер, на сцену, — позвал кто-то снизу.
Уже с порога Паулина крикнула ему:
— Хоть бы с тобой что-нибудь случилось, Мартин. Не знаю что, но что-нибудь такое удивительное, чего нельзя объяснить, а можно только чувствовать. — И она хлопнула дверью.
Просматривая письма, Чиверел услышал, что другая дверь отворяется, но не обернулся.
Затем молодой голосок произнес:
— Я актриса, мистер Чиверел. Меня зовут Энн Сьюард.
Он даже не взглянул на нее.
— Вы не имели права входить сюда. Прошу вас уйти.
— Я играла во многих ваших пьесах… и я люблю их.
Чиверел торопливо порвал два конверта и письмо от женщины, приславшей ему пространную идиотскую заявку на пьесу о переселении душ.
— Но тем не менее я занят и не желаю вас видеть.
— И даже взглянуть на меня не желаете? — недоверчиво спросила девушка.
— Да, — ответил он сердито, не оборачиваясь. — Прошу вас немедленно уйти.
Последовала пауза — странная, недолгая пауза.
— Вы пожалеете, что сказали это, и очень скоро. — Она говорила с необъяснимой уверенностью. Чудная девица; голос как будто неплохой; но он все же не собирался замечать ее существование. Он слышал, как она ходит по комнате, и не мог понять, что она собирается делать. Потом она сказала, к его изумлению:
— Смотрите, перчатка опять на полу. Даже привидения за меня. Берегитесь!
Он услышал звук закрывшейся за ней двери, но еще некоторое время сидел неподвижно. А когда встал, то обнаружил, что она взяла фехтовальную перчатку из шкафа, дверца которого была открыта, и швырнула ее на пол, словно бросая вызов. Какая-нибудь давным-давно почившая и позабытая Розалинда носила эту перчатку, и он рассматривал и разглаживал ее с меланхолической нежностью. Когда там внизу, на сцене, впервые надели эту перчатку, ярко-зеленую с алым, Арденнский лес, где «время они проводили беззаботно, как, бывало, в золотом веке»,[1] не казался таким далеким, таким безвозвратно утерянным, каким он кажется сейчас ему, равнодушному, утомленному человеку в полуразрушенном мире. В этой нелепой перчатке было что-то бесконечно женственное, она словно светилась отраженным светом того Театра, который некогда очаровал его, а теперь казался унылой площадкой для игр. Он собирался отнести ее на место, туда, где ей полагалось быть, но вместо этого неожиданно для себя положил на стол, а сам дочитал письма, написал короткую записку приятелю и нудное длиннейшее письмо своему агенту; часть писем он отложил в сторону, а остальные порвал к выбросил. Перчатка снова и снова притягивала его взор, и в ее ало-зеленом великолепии ему чудилась какая-то насмешка.
4
Чиверел опять услышал звук отворяемой двери и на этот раз стремительно обернулся, готовый растерзать наглую девчонку. Но это был Отли.
— Пришел доктор Кейв, мистер Чиверел.
— Прекрасно! Зовите его сюда. — Чиверел встал из-за стола. — Да, постойте, если после приема у вас осталась капля спиртного, спросите доктора, что он выпьет.
Отли ухмыльнулся.
— Само собой разумеется. Он не откажется от виски с содовой. А вы, мистер Чиверел?
— Нет, увольте. Но стакан воды мне может понадобиться, так что если вам нетрудно…
Стремительно вошел доктор Кейв, крупный, добродушный человек.
— Я подумал, что надо мне заглянуть сюда и потолковать с вами, прежде чем вы примете это лекарство. — И он достал небольшой флакончик белых таблеток с тем торжествующим видом, который многие доктора напускают на себя в таких случаях, словно они сию минуту сотворили чудодейственное лекарство прямо из воздуха.
— Очень вам признателен. Садитесь, пожалуйста, доктор, выкурите со мной сигарету и выпейте чего-нибудь.
Доктор Кейв хлопнул себя по колену и улыбнулся.
— Я сказал Отли, что, пожалуй, рискну выпить стаканчик виски с содовой.
— Он взял предложенную сигарету и закурил. — Я бы хотел, чтобы вы, если можете, посидели в этом чудном большом кресле еще часок-другой.
Отли принес виски с содовой и стакан воды.
— Прошу вас, джентльмены. Я послежу, чтобы вам не мешали.
— Спасибо, — сказал Чиверел. — А потом загляните сюда ненадолго — после того, как доктор уйдет.
— А это будет очень скоро, — сказал доктор Кейв. — Ведь я занятой человек. — Он подождал, пока Отли выйдет из комнаты, и поднял свой стакан.
— За успех вашей пьесы! Хм, оно, пожалуй, лучше того виски, которое мне удается добыть — когда удается. Вы, театральные люди, знаете, где его берут. Славный малый этот Отли, верно? Иногда я его вижу в нашем маленьком клубе. Он здорово управляется с этим старым театром, как вы находите?