Как ни готовился Кларк к переходу границы, все же он вступил на советскую землю с непреоборимым чувством страха. Одно дело — переходить границу мысленно, теоретически, а другое — вот так, физически. Он ясно, как никогда ранее, ощутил то, на что пошел. На каждом шагу — буквально на каждом — его подстерегала смерть.
Кларк и его спутник некоторое время молча напряженно прислушивались. Кларк лежал на Грабе, не касаясь земли даже пальцем. Он решил преодолеть границу на спине Граба, не оставив на земле ни одного своего следа.
На границе было тихо. Изредка с Тиссы доносился резкий всплеск. То крошился, как хорошо знали лазутчики, берег, подмытый быстрым течением полноводной реки.
Прибрежная земля была по-весеннему податливой, прохладной, пахла водорослями, рыбьей чешуей, прелью прошлогодних листьев.
Кларк нажал на плечо Граба. Тот осторожно, с расчетливой размеренностью поднялся и сразу же стал продвигаться вглубь советской территории. Все силы, все свое внимание он затрачивал на то, чтобы погасить звуки движения.
Кларк, сидя верхом на своем ассистенте, вглядывался, слушал, угадывал: где сейчас находятся советские пограничники? Чем они заняты?
Один из их нарядов мог находиться сейчас метрах в двухстах отсюда, под железнодорожным мостом, или чуть дальше, в развалинах домика бакенщика. Если он там, то все обойдется благополучно, по крайней мере на первом этапе.
Но Кларк отлично знал, что советские пограничники охраняют государственный рубеж не по шаблону, что они изобретательны в разного роду сюрпризах, преподносимых нарушителям. Их наряд может оказаться в самом неожиданном месте, они могут оглушить тебя своим «Стой!» в то самое мгновение, когда ты уже считал себя в безопасности. Если это случится, тогда, как и предусмотрено, Граб прильнет к земле, начнет отстреливаться до последнего патрона, его поддержат «попутчики», а Кларк тем временем во весь дух устремится к Тиссе. Пусть весенние ее воды холодны, как лед, бурны, как горный поток, — все равно он переплывет обратно на левый берег и затаится в заранее облюбованной щели. Предусмотрено все, решительно все, что может выпасть на долю Кларка. Каждый шаг продвижения выверен тысячу раз. Любой случайности противопоставлены холодный расчет, решимость, приобретенная годами тренировки ловкость, и все-таки чувство страха не покидало Кларка.
Граб остановился, шепнул:
— Полоса…
Нет, этот звук не имел ничего общего с тем, что люди называют шопотом. Он напоминал скорее всего шипенье змеи, доступное слуху только существа змеиной же породы.
Кларк хорошо знал тайну этого слова.
Сколько раз, еще будучи в разведывательной школе, он, как и его соученики, изобретал способы преодоления этой узкой полосы земли. Много способов было придумано, и все же полоса оставалась камнем преткновения на тайных дорогах лазутчиков. Не только след человека, но даже заячья лапа ясно отпечатывается на ней. Ее не переползешь, не обойдешь. Всюду она: и на равнине, и на берегах рек, и по кромкам болот, и даже в горах. По следу, оставленному на служебной полосе, пограничники определяют и направление пути нарушителя и даже его физические приметы. Отсюда начинают свой путь розыскные собаки. И чем опытнее тот, кто вступает на эту мягкую, взрыхленную землю, чем больше он знает о ней, тем страшнее она. Кларк согласился бы куда угодно прыгнуть с парашютом, только бы не преодолевать эту невинную с виду полосу земли.
Почему-то именно сейчас, перед ней, Кларк подумал о том, что он еще молод и не женат, что, может быть, никогда не носить ему полковничьих погонов, что лежит он на берегу Тиссы, в то время как Джон Файн блаженствует в своей мягкой постели или играет в покер. Подумал и о том, что все, что он делал до сих пор, было лишь подготовкой к тому, что он должен делать вот теперь.
— Полоса, — повторил Граб, по-своему понявший молчание и нерешительность своего седока.
Кларк энергично нажал на плечо Граба. Тот осторожно опустился на колени, уверенно сделал какое-то неуловимое, скользящее движение вперед и лег, предварительно раскинув резиновую дорожку. Кларк не мог не отдать должное своему далеко не спортивного вида спутнику. Он слегка похлопал его по теплому складчатому затылку. Это прикосновение значилось в числе условленных приемов, с помощью которых Кларк управлял своей «лошадью». Оно означало: «Все в порядке».
Граб, распластавшись на резиновой дорожке, тяжело дыша, отдыхал и ждал приказаний. И сквозь одежду Кларк ощущал его горячую, потную спину.