— Добре. Колы думаешь вертатысь?
— Так хоть сейчас.
— Гости до вечера, я все обмозгую…
Бандиты (рассаживались за столом. Цигальков усадил Алексея до правую руку от себя, напротив Нечипоренко. Хозяйка натаскала из печи тяжелых чугунов с жирно пахнущей едой, -поставила два глиняных кувшина с самогоном. Когда расселись, угрюмый рябой парень с жестким чубом, прикрывавшим рубец на лбу, сказал:
— Вот кому прибыль, Феньке. Еще обоз возьмем — ей на год хватит!
— На вас напасешься! — сердито проворчала хозяйка.
— Не скупись! Тебе небось задешево досталось!
— Тоби задорого! — огрызнулась она, — Сонных повязать дурак сумеет…
— Фенька-а! — Нечипоренко повел на нее тяжелым сощуренным взглядом.
Она, ворча, отошла к печи.
Пили долго, не спеша. По-видимому, в этой затерянной в степи деревушке бандиты чувствовали себя в безопасности. Говорили они на том смешанном русско-украинском языке, который иронически называли «суржиком», и, прислушиваясь к их разговорам, Алексей многое узнал о последних минутах бойцов продотряда, замученных на деревенской площади. Возбужденные расправой, бандиты со вкусом смаковали подробности. Алексей улыбался. Во рту у него пересыхало, кусок не лез в глотку…
Захмелевший Нечипоренко размяк и снова вспомнил о Галине:
— Де ж Галя? Фенька, буди ее!
— Не чипай дивчину, батько. Ще успиешь надывиться!
— Буди, колы наказують! — загремел Нечипоренко и вдруг обратился к Алексею: — А ну, як тебе… Седой, разповидай, чи не совратив по дороге нашу непорочну пасхальну голубыцю?
Алексей посмотрел на него исподлобья и сплюнул на пол:
— На черта она мне сдалась! Селедка мореная!
Нечипоренко повертел в воздухе пальцем:
— Э-э, це ты, хлопче, брешешь! Ганна не селедка, Ганна це… скумбричка!
— А я, может, белорыбицу люблю, — сказал Алексей. — Вон вроде Аграфены!
За столам засмеялись;
— Ишь, губа не дура!
— Разбирается!
— Какая ж она белорыбица! Щука она! — пробурчал рябой парень. — Только попадись ей — со всей требухой сглотнет.
— Не говори! — Алексей пьяно мотнул головой. — Аграфена — это, знаешь… что надо!…
— Заткните глотки, охальники! — сказала польщенная Фенька. — Развязали языки!
— Все вы плебеи! — проговорил Цигальков. От выпитого самогона щеки его покрылись сероватой бледностью, ярче выступили красные прожилки на переносице. — Привыкли судить о женщинах по своим бабам. Галина не про вас! Это — уникум. На ценителя! Да разве вам понять!…
— На ценителя! — протянул рябой. — А она-то, я примечаю, не больно ценит ваше благородие!
Цигальков мутно взглянул на него:
— Оценит! Тебе, деревня, и спьяну не снилось, у каких женщин я имел успех. Красавицы! Аристократки!…
Фенька со стуком поставила на стол эмалированную кружку и ехидно сказала:
— То-то вы теперь ни одной юбки на хуторе не пропустите!
— Они на черный хлебушек перешли, — заметил рябой парень. — По трудности времен.
Нечипоренко шумно захохотал.
— Прикуси язык! — косясь на рябого, прошипел Цигальков. — Не забывай, с кем тебя за стол пустили!
— Я не забываю, — угрюмо ответил тот. И тихо, чтобы Цигальков не слышал, добавил: — Своей посудой пользуюсь, я брезгливый…
Чем-то этот парень выделялся среди прочих собутыльников. Наершенный, весь какой-то сосредоточенно-злобный, он был похож на волчонка в собачьей стае.
— С чего це вы раскочетились? — примирительно сказал Нечипоренко. — Ты, Микола, не шебурши: Цигальков — есаул. Соблюдай дисциплину, не то я с тебе тюфякив нароблю и Феньке в господарство виддам. Не возрадуешься!
Когда утихли хохот и сальные остроты по адресу хозяйки, Нечипоренко, забыв о Галине, заговорил о том, что часть отнятых у продотряда продуктов надо переправить в Парканы. Алексей не слушал его. Он смотрел на руки атамана.
Нечипоренко закуривал. Он достал из кармана сборчатый кисет с кисточкой на шнурке, свернул козью ножку и щелкнул зажигалкой. Это был тот самый белый блестящий предмет, который он все время вертел в пальцах. И при виде этой зажигалки хмель начал быстро улетучиваться из головы Алексея.
В первый момент он подумал: «Моя! Обронил где-то…» Но, сунув руку в карман, тотчас нащупал гладкое холодное тельце металлической куколки.
На свете были только две такие зажигалки — из полых внутри стальных китайских болванчиков.
«Синесвитенко!… Петр Синесвитенко был среди тех, на площади!…»