Как ни странно, но именно упоминание о волосатых груди и руках больше всего доставляли Олегу огорчений.
— Не горюй, — сказал я ему однажды. — За границей мужчины с лысой грудью заказывают и потом приклеивают себе специальные накладные волосы. Слыхал о таком?
— Нет.
— Выходит, ты самый настоящий мужчина и тебе многие попросту завидуют.
— Ты это серьезно?
— А какой резон мне обманывать тебя?
— Чудно. Слушай, Никола, а что бы ты посоветовал мне для укрепления организма? Как научиться подтягиваться?
— В этом деле может быть только один совет — систематические занятия физкультурой.
— Так я ж занимаюсь столько, сколько и все остальные.
— Сколько и все остальные — мало. Ты попробуй отжиматься от пола. И чем чаще, тем лучше. Дотянешь до двадцати раз — считай дело твое в шляпе.
С тех пор так и пошло. Выдается у Олега свободная минута, он ко мне:
— Давай отжиматься.
— Научил я тебя на свою голову.
— Ничего. Для тебя это тоже полезно.
Так постепенно мы и подружились. И когда стало известно о злополучной радиограмме, Олег сдал свое дежурство, сразу же подошел ко мне и сказал:
— Тебя могут вызвать для беседы по одному неприятному делу, так ты имей ввиду, что я заступил на вахту за полчаса до смены.
— Как это за полчаса до смены? — не понял я.
— Непонятливый ты, Нагорный. За четверть часа до окончания твоей смены полковая радиостанция передала нам радиограмму. Черт знает, что там случилось, но я получил ее только тогда, когда ты уже спал.
Только после этого я понял, что на моем дежурстве действительно случилась неприятность, и всю вину за это Олег хочет взять на себя.
— Зачем тебе понадобилась чужая беда?
— Во-первых, беда эта не чужая, и во-вторых, гауптвахту я как-нибудь переживу. Зато у тебя сохранится воинское звание старшины второй статьи. Правильно я рассуждаю?
— Нет, Олег, — ответил я, немного подумав, — неправильно. Я ценю твою жертву, но принять ее не могу.
— Почему?
— Если я в чем-нибудь и виноват, значит, и наказание должен нести сам.
— А дружба?
— Причем тут дружба? Ну как после этого я буду смотреть тебе в глаза? Да ты же первый потом скажешь...
— Не скажу.
— Не скажешь, так подумаешь: «А друг-то у меня липовый, если согласился, чтобы за вину отвечал я, а не он». Нет, Олег, в жизненном пути как-то легче, если у тебя нет на душе ненужного груза.
— Философ ты, Николай.
— Никакой я не философ. Но надо же как-то по совести.
В то же утро, когда нас построили и с Веденеева сняли поясной ремень, я вышел из строя и рассказал обо всем, как было. Начальник связи дивизиона посмотрел на нас двоих и сказал:
— Обоих на гауптвахту! Одного — за нарушение дисциплинарного устава, другого — чтобы не было скучно первому.
Когда я получил саперные инструменты и принадлежности для учебных занятий в школе, командир взвода спросил:
— Вам что, без шефства мало забот?
— Товарищ главный старшина, ну как же не помочь школьникам?
— Может, школьницам? — засмеялся командир взвода.
— Ну как можно, товарищ главный старшина?
— А что? Над каким классом вы взяли шефство?
— Над десятым.
— А-а, ну если над десятым, то это, конечно, совсем другое дело, — хитро улыбнулся главный старшина.
Со всеми делами в штабе я уже справился. Оставалось взять газеты и письма. По дороге в красный уголок я спросил Олега:
— Какие новости у вас?
— Из военно-морского училища, — понизив голос, сказал Веденеев, — списали десять курсантов. Пять человек направили к нам в дивизион. Одного из них прикомандировали к нашему радиовзводу. Ну и парень, я тебе скажу.
— За что же их так?
— Ну кто тебе скажет?
— Пожалуй, — согласился я, — Ну и как он, этот парень?
— Он же у нас без году неделя. Разве за это время узнаешь человека?
— Тоже верно.
— Слушай, Никола, что у тебя с Демидченко?
— Ничего, а что? — удивился я. Хотя чему тут удивляться? Демидченко мог рассказать обо мне, что было и чего не было. — Натрепался?