— Слушай-ка, барон — рыжие штаны, у кого взял на «прокат» вещички? — насмешливо спросил он и, вытянув губу, подул на стакан, который держал в руке. — Ну-у?
Молодой рабочий вскинул голову. Его темно-синие глаза смотрели на усатого с возмущением, и в то же время в них светился веселый огонек. Лешина совесть чиста, а вот положение дежурного комично.
— Вы не очень-то наблюдательны. — Леша провел рукой по штанине из чертовой кожи: — Побурели от минералки. Я работаю каталем на курорте. А то, что ноги побиты, так я голкипер первой команды допризывников…
— Ты-ы? — сощурил глаз усатый, продолжая думать о своем. — Ты разве футболист?
— Да!
— Постовой! — Дежурный кивнул на боковую дверь: — А ну-ка Федьку Лунатика… — И снова обратился к Леше, но уже с потеплевшим взглядом: — Федька любитель футбола: всех игроков знает…
Старорусский вратарь оглянулся. Сначала из приоткрытой двери пахнуло хлороформом, а затем высунулась испитая физиономия с фиолетовыми подглазьями. Забавно: опухшие веки Лунатика не шевельнулись, но черные всевидящие глазки обшарили голкипера с ног до головы…
— Отпусти, — безразлично зевнул Федька и, как привидение, исчез за боковой дверью.
Обычно Леша, стоя в футбольных воротах, изучал лица болельщиков, а такой физиономии не припомнит. Скорее Леше знакома внешность дежурного. Честное слово, где-то встречал этого усача в темной гимнастерке.
Алексей забрал со стола свой бинокль и оглянулся, ища дверь в кабинет Воркуна. По словам дяди Сережи, начальник угрозыска как-то особо обставил свою рабоче-жилую комнату.
— Как пройти к Ивану Матвеевичу? Мне по делу…
Дежурный отодвинул недопитый стакан и открыл безотрадную голубизну глаз:
— Я Воркун. Ну?
Леша оторопел: «Вот номер! А может, врет? С чего бы это начальник стал дежурить? Впрочем, в этой сутолоке легче забыться: ведь погиб его друг».
На лице юноши удивление сменилось разочарованием. Воркун служил в армии разведчиком, был ранен, бежал из госпиталя, возглавил заградительный отряд по борьбе со спекулянтами; не раз проявлял героизм, имел орден Красного Знамени, — и вдруг заподозрил в краже рабочего парня, комсомольца. Хотя в эту минуту он смотрит на тебя, а видит мертвого приятеля…
— Ну, ты что? — очнулся Воркун. — Не отнимай время, выкладывай!
Но как говорить, если сам обмишурился — принял Воркуна за милиционера. И проситель неловко выдавил из себя:
— Хочу к вам… агентом…
— Почетное дело. — Воркун достал кисет с махоркой, продолжая стоять. — Говоришь, блатной язык нюхал? «Посылка», «силлогизм». Ну?
— Не знаю блатного. Это из логики. Я раздобыл учебник Челпанова, поскольку Шерлок Холмс — мастер логического анализа…
Иван Матвеевич попал впросак и дернул себя за ус:
— Анализом, экспертизой и мы занимаемся. — Он скрутил цигарку. — Ерша Анархиста знаешь?.. Нет. А Рысь?.. Нет. А Катьку Большеротую?.. Тоже нет! Ну а сам-то воровал? Имеешь приводы?
— Что вы?! — возмутился Леша. — Конечно, нет!
На бледном лице Воркуна скопились морщинки не то досады, не то сожаления. И он сокрушенно отрезал:
— Не подойдешь!
— Как так?! — Леша подался к столу. — Вам нужны агенты только из воров?
— И такие нужны: мой лучший агент — бывший рецидивист.
— Вы доверяете преступнику?
— Народ говорит: «Алмаз алмазом режется, вор вором губится». В нашем деле, дружище, опыт бывшего преступника иногда приносит большую пользу. — Воркун пустил клуб махорочного дыма в сторону окна с железной решеткой, за которой шумела воскресная базарная площадь. — Скажи, на курорте имеется полезная грязь?
— Даже чистая! Но преступник есть преступник! И он приносит лишь вред, а не пользу. Вы, Иван Матвеевич, допускаете ошибку в суждении…
— Может, и допускаю. — И, улыбаясь, Воркун опять кивнул на боковую дверь: — А вот Федька Лунатик, бывший рецидивист, не ошибается, взглянет и скажет: вор ты или нет. Так как сам профессор по этой части. Наш врач, что трупы вскрывает, сказал о нем: «Феноменальная интуиция!» А ты: «Преступник есть преступник». Книжный ты человек. Куда тебе к нам…
Из коридора ворвались голоса и поросячий визг. Затем в дежурку ввалился разгоряченный милиционер в белом морском кителе. Одной рукой он подталкивал рябого паренька лет десяти, а другой пожилую полную женщину с трепещущим мешком в руке…