— А чего же он удрал?! — выкрикнул Карп.
— Уважаемый Карп Силыч, какие у вас доказательства тому?
— Его видели с женщиной. Она прикрывала лицо платком. Они шли в сторону вокзала. Я уверен, что это была Ланская!
— А я уверен, коллега, что Ланская просто спряталась от вас, поскольку вы бесцеремонно пристаете к ней. А сегодня утром пытались даже изнасиловать ее…
— Это верно, Рогов?! — грозно спросил председатель трибунала, сжимая в руке железную трость. — Чего молчишь?!
— Пошли вы все к чертовой матери! — выругался младший Рогов и выскочил из комнаты.
Сеня пожалел Карпа. Он не знал, что младший Рогов еще вчера положил партбилет в конверт и адресовал его председателю укома: «Не согласен с нэпом и порываю с предателями революции».
Пронин сморщил губы: видимо, боль в желудке обострилась. Сбился четкий ритм речи:
— Товарищи, мне думается… на этом письме… и закроем совещание.
Он обратился к председателю укома:
— Николай Николаевич, мы собрались… по твоей инициативе. Ты как считаешь, вопрос исчерпан?..
— Да, друзья мои, пока вопрос исчерпан…
Сеня не случайно пошел проводить Калугина и Воркуна. Молодой чекист понимал, что председатель укома напрасно не скажет: «Пока вопрос исчерпан». Хотя сам лично Сеня не представлял, как можно связать смерть Рогова с Анархистом. Даже мадам Шур подтвердила, что ее квартирант ненавидел служителей церкви. Ясно, Рогов решил проверить способности Ерша, дал ему фанерные листы и попросил снять копии. Тот задание выполнил, принес иконы и заодно сдал свое оружие…
На перекрестке улиц Калугин, прощаясь, спросил Воркуна:
— Голубчик, ты как-то говорил, что Леонид аккуратно вел дневник?
— Факт.
— А нельзя ли, друзья мои, заглянуть в этот дневник?
— Можно, — заверил Воркун. — Дневник в столе, на чердаке…
— Так ли, Воркунок-дружок? — усомнился молодой чекист, — я же составлял опись вещей и хорошо-отлично помню, что никакой тетради не было в роговском имуществе…
— Кто же его взял?
— Карп мог взять, — ответил Воркун, оглядываясь по сторонам. — Братья-то поссорились из-за женщины…
— Друг мой, не только из-за женщины, — дополнил Калугин и рассказал о выходе Карпа из партии…
Сеня настроился дать бой младшему Рогову и потребовать дневник уполномоченного губчека, но дома Карпа не оказалось. А из его комнаты исчезли книги, белье и гитара…
В Старую Руссу Ерш приехал поездом. Еще в вагоне он дал клятву: зажить дома по-новому. Ему давно хотелось вырваться из питерской шайки Леньки Пантелеева, поселиться на берегах Полисти и честно зарабатывать хлеб кистью…
«Пусть вывески, пусть афиши, только не грабеж, карты, распроклятый самогон», — рассуждал он, раскачивая полы тяжелого бушлата.
Черная матросская куртка отяжелела, конечно, не потому, что была сшита из плотного сукна и подбита шерстяной ватой, а потому, что все карманы ее были набиты награбленным добром. Накануне своего бегства из Питера Ерш помог Леньке Фартовому очистить квартиру богатого домовладельца, который только что вернулся из Парижа с подарками для жены.
Черт его знает, как тут примут бывшего анархиста. Может быть, и без работы насидишься. Внешне город мало изменился: те же двухэтажные домики, садики, заборики, булыжники. Только вот одна новинка — от вокзала вырвался паровозик с вагоном и загромыхал по улицам города.
Говорят, трамвайная линия тянется до самого курорта, но Ерш доехал до Полисти и сошел на Красный берег. Река заметно обмелела, но освежиться можно. Он спустился поближе к воде, и надо же такой случай…
Между Живым мостом и баржевидной пристанью прикололась синяя шлюпка, а в ней под соломенной широкополой шляпой сидел с удочками родной дядя. Ерш вообще-то не любил свою родню: уж больно все они религиозны. Но в этот приезд племяннику, пожалуй, есть смысл помахать бескозыркой…
И он пронзительно свистнул:
— Дядя Савелий, мое вам с ленточкой!
Дядя пригласил его в гости. Ерш гулко прошагал по деревянному мосту, свернул налево — на Александровскую улицу.
На правой стороне белеет каменный дом с широким балконом. В этом здании в период двоевластия размещался клуб анархистов. Здесь, возле черного знамени, Гоша Жгловский выступал с революционными речами. Говорил пылко, брызгая слюной. За ершистый характер и огненную шевелюру его прозвали Ершом Анархистом. А через год он возглавил отряд анархистов в черных бушлатах, и началась у них фронтовая свистопляска: во имя свободы глушить стаканами горилку, щеголять широченным клешем, харкать в рожу белопогонникам и насиловать хохлушек. С той поры Ерш Анархист признавал только то, что брал силой.