— Ты что, курва?!
— Ничего, за дело, — отшила она, оставаясь в боевой позе. — Я тоже злая! Ты ведь любишь таких…
В ее прищурых масляных глазах светились и вызов и похоть. Ерш почувствовал достойного противника:
— Где схлестнемся?
Она оглянулась и, приглушив голос, пояснила:
— Пойдешь по адресу, снимешь комнату. А я уж, так и быть, навещу тебя разок-другой, рыжика соленого…
Ерш уточнил адрес мадам Шур, подошел к тетке попрощаться и внезапно с такой силой дернул ее за халат, что пуговицы полетели на пол.
Но тут же две увесистые оплеухи откинули его к калитке.
— Заходи, племянничек, не забывай тетю! — Голос ее звучал медоточиво-издевательски.
Мадам Шур преклонялась перед Солеваровой. Ум и воля выделяли Веру Павловну из уймы обывателей. Церковный староста всю жизнь собирал марки, но, слепец, и мысли не допускал, что самый драгоценный экземпляр — это его жена…
— Ваша тетушка, Георгий Осипович, открывает магазин. Я ее компаньон. У нас с нею невелики сбережения, но при ее твердой руке…
Ерш осторожно потрогал припухшую скулу. В эту минуту его интересовал другой человек, и он спросил:
— Знаете уполномоченного губчека? Что за мужик?
— Я лучше знаю младшего Рогова: он брал у меня уроки на гитаре. Но и о старшем имею представление: Лео любит музыку, лошадей и страсть как ненавидит церковь. Хочет отобрать у нас чудотворную икону и передать ее в музей. Как это вам нравится?
— Молодчага! — восторженно отозвался матрос.
Теперь он знал, как написать уполномоченному губчека, и не сомневался, что тот найдет ему работу по сердцу. А мадам Шур поспешила вернуться к прежней теме разговора:
— Георгий Осипович, нам потребуется агент по скупке церковных вещей. — Она привычно тряхнула серьгами. — Вы как, любезный?
— Придет тетка, тогда и карты на стол! А пока — ручку и чистый лист…
Когда хозяйка выполнила его просьбу, он указал на дверь:
— Давай отсюда!
— Господи! — всплеснула руками хозяйка. — Георгий Осипович, милый, хороший, ну зачем же так грубо?!
— Закрой дверь! — скомандовал он и сел писать рапорт на имя уполномоченного губчека.
Через два дня Ерш зашел в аптеку и позвонил по телефону Рогову. Тот подтвердил, что записку Анархиста получил, но без биржи труда не обойтись: «Займи очередь!»
Ерш молча повесил трубку. Он подумал: «Пока стою в очереди, чекисты справку наведут».
— Полундра, так не пойдет! Уж лучше к тетке пришвартоваться…
А тетка с характером: пообещала, а сама и носу не кажет. План действия созрел молниеносно. Мадам Шур как-то проболталась, что после всенощной помогает Савелию Иннокентиевичу подсчитывать денежный сбор. Значит, в это время тетя Вера сидит дома одна, без мужа.
Так оно и вышло. Из церкви тетка пришла без мужа. Она разделась, открыла окно в сад и опустилась на колени. В углу серебрилась икона. Тетка в одной нижней рубахе склонила голову. Она шепотом, страстно о чем-то просила Старорусскую богоматерь. Видимо, поясняла, что ей сорок пять, а старику семьдесят, что вышла замуж не по любви, что на ее месте другая давно бы согрешила…
Со стороны монастыря доносился стук деревянной колотушки. Ночной воздух насытился запахами липы и тополя. Ерш снял ботинки, срезал финкой длинную ветку смородины и блаженно стиснул зубы: «Пора, отмолилась…»
Осмотревшись по сторонам, он ухватился за подоконник и бесшумно влез в окно. Солеварова и вскрикнуть не успела, как племянник веткой сбил единственный огонек возле иконы…
Домой Ерш возвращался усталый, поцарапанный, но счастливый. Теперь он ближайший помощник хозяйки магазина. Теперь тетка Вера выполнит любую просьбу племянника. Она, оказывается, давно уже умоляла богородицу подослать к ней полюбовника.
Утром мадам Шур пригласила жильца к самовару и важно сообщила:
— Савелий Иннокентиевич просил вас зайти к нему по срочному делу…
«Не пронюхал ли, черт старый?»
Ерш зашел в городскую баню, дважды попарился, затем побрился, забрел в гостиницу — часика два погонял костяные шарики и наконец вспомнил о срочном деле.
Дома дядю Савелия он не застал. Тетка Вера, блаженно щуря глаза, протянула ему полные руки…
— Люба мой, прости меня, дуреху, — она целовала на его лице царапины.
«В самом деле, дура. Встретила бы оплеухой — навек бы морским узлом привязала».
Обласканный и зацелованный, Ерш выпил крыночку молока, прихватил пирожок с капустой и спросил о срочном деле. Тетка заволновалась:
— Не вздумал ли старый свести тебя с солисткой хора?