Следы не попадались, и он уже решил, что поторопился перейти реку. Возможно, кабарга шла той стороной, по инерции влетела в воду и тут же выскочила из нее. Наметив себе конечную точку и поворот, Пирогов пошел дальше и тут заметил длинную борозду на снегу, похожую на след санного полоза, чуть выше начинался кабаргиный след. Уставшее животное не рассчитало прыжок и зацепило кромку берега.
Корней Павлович оглянулся на машину. Шофер стоял перед капотом в полосе желтого света фар и не спускал с него, Пирогова, глаз. Второго ЗИСа все еще не было.
Прикинув направление, откуда бежала раненая кабарга, Пирогов вернулся к машине.
...СЛУЧИЛОСЬ неправдоподобное: разговаривая с шофером, Пирогов сомкнул на мгновение веки, даже не сомкнул, просто неожиданно мигнул раз-другой, а когда разомкнул, над горами во всю хозяйничало румяное утро. Он понял, что проспал остаток ночи.
Шофер сидел рядом и тоже спал, уткнувшись головой в руки, скрещенные на баранке.
Стараясь не шуметь, Пирогов вышел из кабины, мягко прикрыл дверцу.
За два или три часа, что проспал он, из низких туч, с вечера хороводивших над селом, выпал на землю снег, чистый и рыхлый, как пена парного молока. Не желая верить в случившееся, Корней Павлович бросился к тому месту, где лежала кабарга, и с трудом различил его. Крайние следы, отчетливо проступавшие несколько часов назад, исчезли.
Он вернулся к машине, не таясь, дернул за ручку. Шофер вздрогнул, поднял помятое, багровое со сна лицо.
— Ты, знач?
— Я, — скривился Пирогов, садясь на прежнее место. — Удивляюсь, почему нас с тобой не связали и не ткнули головой в речку.
Шофер, ничего не понимая, глянул через исполосованное инеем лобовое стекло.
— Чего? След есть?
— Ни шиша, никаких следов... Тоже мне, не мог растолкать.
— А как бы я растолкал, если вперед тебя отошел.
— Не ври.
— Как есть — вперед. Ты еще про последние известия говорил, Сталинград, знач, а мне словно кто ваты в уши насовал. Сперва немного, потом больше, потом совсем наглухо.
— Не может быть, — недоверчиво уставился на него Корней Павлович. — Я же потом тебе про орех рассказывал. А ты поддакивал.
— И что из того, что поддакивал... Перед войной затеял я лодку купить. Деньжата скопил. Баба — ни-ни. Дом перекрывать, а мне уж очень — лодку. Ну, с получки возьми и спрячь тридцатку на амбарушке под стропилку. Утром встаю — бог мой! — баба с амбарушки по лестнице крадется, деньги в кулаке. Вижу — моя красненькая. Я к ней, «как узнала?». А ты, говорит, мне всю ночь рассказывал и про деньги, и где ты их взял... А ты, говоришь, поддакивал. Я еще мог вопросы разные задавать...
— Лунатик, что ли?
— Нет, верно... Хоть у бабы спроси — было и не раз... А тут... — Он неопределенно подергал плечами. — Умаялся. Машинешки — больше под ними лежишь, чем едешь. Вот ведь — нету еще...
Высвободив из рукавицы руку, он ткнул большим пальцем за спину.
— Знач, пока мы тут спали, он, Васька, раз пять чинил.
— Пока мы спали, — сказал Пирогов, — выпал снег и закидал все следы. Напрасно старались..
Шофер толкнул дверцу, выглянул наружу, сощурился от белизны, удивился не то обрадованно, не то растерянно:
— Ух ты, и правда! Как же теперь?
— По-старому. Едем назад, если радиатор не заморозил.
Последнее Пирогову пришло неожиданно, и ему стало неловко вдруг за свои упреки...
В двух километрах они встретили второй ЗИС. Он стоял посреди дороги, как рассвирепевший сарлык, готовый драться с первым встречным. Василий, почерневший от бессонницы и холода, копался в моторе.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
СОБСТВЕННО, ничего страшного не случилось. Охотник, метивший в кабаргу, не стал преследовать ее, а это значит, либо увидел машины, либо вообще не рискнул приблизиться к дороге, а следовательно, имеет основание держаться подальше от людских глаз. Хотя бы потому, что оружие было нарезным и выбрасывало красные пульки, похожие на «кайнокъ».
Таким образом, третья сторона треугольника начинается где-то близ Храбровки и идет на запад, к Ыло.
Корней Павлович расстелил карту, бросил между предполагаемыми пунктами линейку. Треугольник почти замкнулся. Достаточно было чуть продолжить линию Пуехта — Анкудай. И на это Пирогов имел право без дополнительных уточнений, ибо так или иначе большая сторона треугольника шла четко вдоль Чуйского тракта.