А потом все пошло по-прежнему. Вот до этих последних дней… Нет, неправда! Это Алексею так хотелось думать — по-прежнему. А трещина росла. Теперь уж можно не закрывать на это глаза.
Алексею пришлось еще удивиться, и не раз.
Он отработал первый месяц, приближался день зарплаты. Накануне бригадир Козыркин проходил мимо, хлопнул по плечу:
— Ну что, Леха, завтра первую обмываем?
— Придется, — улыбнулся Алексей.
Особых симпатий к этому пронырливому и грубоватому человеку у него не было, но традиция есть традиция. Назавтра, однако, отмечать ему и вовсе расхотелось: зарплата была намного меньше, чем он ожидал. Из простой арифметики выходило, что если вернуть долг Валентину, заплатить за общежитие, отдать взносы в профсоюз и комсомол, то еле-еле хватит до аванса.
Рядом так же хмуро пересчитывал деньги слесарь Абаев.
— Опять с нашими нарядами, мать его в душу, намухлевали. — Абаев подошел к Козыркину. — Бригадир, почему я так мало получил?
— Пей меньше, получишь больше.
— А ты меньше моего пьешь? Почему ты больше получаешь? А Лешка Захаров совсем не пьет — почему он меньше меня заработал?
— Не трезвонь. Захаров — новичок, первый месяц работает… Я пью — не попадаюсь. А на тебя акт — вот, в кармане. Понял? Не перестанешь балабонить — отдам мастеру, он тебе пару-тройку прогулов в табель влепит.
— Ну и гад ты, Козыркин. На Сокола у тебя небось нет акта?
Сокола, дюжего, с бегающими глазами мужика, кажется, побаивались. Говорят, сидел, ли бога, ни черта в грош не ставит. Да и с бригадиром снюхаться сумел: нет-нет и появятся оба с розовыми носами. Сейчас он подошел к столу.
— Закройся. Ты меня видел пьяным? Докажешь?
Абаев плюнул и пошел прочь.
Алексей не успел поговорить с Валентином обо всем этом вечером: было собрание. Выступал капитан из милиции.
— …Работа не для белоручек. И материальных благ особенных сразу обещать не можем… С жильем как? Для холостяков общежитие гарантируем сразу. С семейными сложнее. Но в течение года, думаю, обеспечим. Не дворцом, конечно, но все-таки… Главное, повторяю, нужны люди убежденные, с желанием. Чтобы можно было потом послать их на учебу. Сейчас я скажу, где можно учиться по нашему направлению…
Потом было обсуждение. Выступал и Валентин. Он вообще часто выступал на собраниях. «Что ж, надо, — думал Алексей. — Если все вроде меня будут — ни одного собрания не проведешь».
— …И наша комсомольская организация не ударит лицом в грязь. Лучших из лучших… — Валентин говорил хорошо поставленным голосом, без запинок и путаницы. Ему похлопали, как и всем остальным.
Неприятность с получкой забылась. Но только до очередной зарплаты. Алексею выдали несколько больше, чем за первый месяц, но сантехники утверждали, что все равно смехотворно мало, и опять говорили о жульничестве в нарядах.
— Что ж, — сказал вечером Валентин, — может, и обсчитывают. Даже наверняка. Но за руку не схватишь. А попусту шуметь… Знаешь, тысячи способов есть, чтобы заставить тебя замолчать… Да плюнь ты на это дело. Через полгода экзамены, не шуми, поступай в институт. Закончишь… а то и с третьего курса сам в мастерах будешь. Тогда и заводи новые порядки. Денег не хватает — возьми у меня…
— Правильно, Лешечка, плюнь! — Генка сидела в углу, у торшера, дошивала Ромкины штанишки; в голосе ее — теперь это при Алексее случалось часто — был откровенный вызов. — Слушайся, Лешечка, дядю Валю. Он почем зря никогда не шумит… И вообще жизнь не усложняет. Ромка болел, надо было посидеть на справке, чтобы я сессию сдала, — Ромку папа отправил деду с бабкой. А потом и здорового не стал привозить. Дядя Валя квартиру ждет, куда же в такую комнатушку ребенка везти…
— Но ведь ты сама согласилась! — Валентин повернулся к ней, на его красивом лице читалась и откровенная неприязнь, и поддельная оскорбленность.
Алексей засобирался в общежитие. Эти ссоры теперь были особенно неприятны. Ему все время казалось, что он предает друга. Но ничего не мог поделать с собой: его все сильнее тянуло к Генке. Он запрещал себе — а заставлять себя он умел — думать о ней. И думал. И вечерами неизменно оказывался у Кочневых — рядом с ней. А она? Конечно, они и полслова не сказали друг другу, но, кажется, ей тоже становилось хорошо, когда он приходил…
Скоро сантехников перебросили на кооперативный дом. Близилась сдача, а недоделок было не пересчитать. Алексею поручили сделать отводку из ванной к кухонной раковине. Он попробовал, рукой ровную поверхность стены. Жаль, но делать нечего. Взял длинное зубило и, стараясь вырубать отверстие поменьше, начал легонько стучать кувалдой. Пройти штукатурку — там можно бить в полную силу…