— Заканчиваем, — обрадовал второй пилот. — Проверяемся в последний раз.
— Подожди–ка, — прервал его командир. Он увидел музыкантов и подошел к ним: — Парни, не в службу, а в дружбу. Сейчас всю шоблу сюда пригонят, и единственная возможность задержать всех здесь — ваш концерт. Сыграете, а?
— Если партия сказала: «Надо!» — комсомольцы отвечают: «Есть!», — бодро откликнулся Дэн. — Напитками обеспечите, как в первом классе?
— Обеспечу, — пообещал командир.
— Ну, тогда держись, аэропорт Хаби! — И своим: — К оружию, граждане!
Но не успели музыканты разобраться с инструментами, как в зал вбежал один из местных, незаметный такой гражданин, и, остановившись посередине, сообщил горестно и звонко:
— Понимаешь, машину у меня угнали, да? Мой «газон» угнали!
— Как угнали? — ахнул замордованный второй пилот. — Что же это делается?!
— Как угнали, дорогой? — повторил его вопрос неизвестно откуда появившийся милиционер.
— Стоял мой «газон» на стоянке, да? Ушел я немножко. Дела у меня были. Пришел, а его нет. Что делать, начальник? — горестно вопросил водитель.
— Пойдем посмотреть. А потом думать будем, — предложил милиционер.
— На что смотреть? Там же нет ничего! Раньше «газон» был, а теперь нет его. На что смотреть? — удивился водитель, но покорно последовал за милиционером.
— Пойду и я, — устало решил второй пилот, — пора кончать со всем этим.
И пошел, с трудом пробиваясь сквозь толпу, хлынувшую в дверь. Недовольные самоуправством стюардесс, пассажиры усаживались на фанерные стулья, устраивались у стен.
Дэн внимательно осмотрел зал и объявил:
— Первый номер посвящается нашему другу, которого мы случайно обидели!
Гитара давала тональность, ударник держал четкий внутренний ритм, саксофон вел мелодию. Дэн на хорошем английском, играя голосом, пел «Беззаботного».
— Простите, — сказал Александр Иванович Галине Георгиевне и, мягко освободившись от ее руки, направился к рок–группе. Подошел, дождался проигрыша и прокричал Дэну в ухо: — Козлы!
Дэн согласно кивнул и пошел на заключительный куплет.
Рок в конце концов взял и эту, столь не похожую на привычную аудиторию сейшенов публику. Хиты завели солидных граждан, и они уже прихлопывали ладонями в такт. А некоторые непроизвольно обозначали пляс.
Гремела музыка, изредка взвывали самолетные двигатели. Наконец двигатели замолчали, и раздался воющий свист вертолетных лопастей. Свист нарастал и нарастал, достиг нестерпимости и стал удаляться. Он удалялся, превращаясь в комариный писк, и освобождал место для тишины, потому что и рокеры прекратили играть. В полной тишине раздался торжественно–гундосый голос диктора местной радиоточки:
— Внимание! Объявляется посадка на самолет, следующий рейсом Москва — Сингапур. Повторяю: объявляется посадка…
14
— Осторожнее, трап ненадежен. Осторожнее, трап ненадежен, — настойчиво повторяла стюардесса. Но жаждущие перемен одуревшие пассажиры взлетали по ненадежному трапу, как горные козлы. Оживленно и быстро рассаживались на привычные места, добро улыбались стюардессам, переговаривались, перешучивались.
Двинулись в последний поход посерьезневшие бортпроводницы. Приговаривая беспрерывно: «Пристегнитесь, пристегнитесь», они придирчиво следили за процессом пристегивания.
Старшая вошла в первый класс. Дипломат, закинув ногу на ногу, почитывал газетку на заграничном языке.
— Пристегнитесь, пожалуйста, — ласково напомнила старшая.
— Сей момент, — с готовностью откликнулся дипломат и встал. — Сейчас вот только плед возьму. К вечеру холодать стало, А под пледом воя как сладко спится!
Дипломат кивком указал на мирно сидящего господина. Старшая озабоченно посоветовала:
— Может, разбудим, чтобы пристегнуться?
— А он и не расстегивался, — успокоил ее дипломат в потянулся к верхней полке за пледом.
Дипломат был мал ростом, а плед завалился в глубину. Дипломат осторожно, чтобы не запачкать, носком безукоризненного башмака ступил на сиденье, приподнялся. Ухватил было плед, но тонкая галантерейность воспитания его подвела: носок башмака соскользнул, и он, несолоно хлебавши, вернулся на исходную, неловко раскорячившись. Стремясь сохранить равновесие, дипломат на одно мгновение коснулся плеча господина.
Плед, покрывавший господина целиком, сполз и открыл его лицо.
Старшая и дипломат увидели это лицо. Вываленный из криво открытого рта язык, вылезшие из орбит неподвижные, пустые глаза.