— Видимо, сведения об этом кошмарном инциденте проникнут в мировую прессу? — спросил он, перестав растирать колени. Контролировал себя.
— Видимо, — равнодушно подтвердил Смирнов. Как–то мало его интересовала реакция мировой прессы. — Вы ведь последний, кто видел голландца живым?
— Кошмар! — откликнулся дипломат. Понравилось ему слово «кошмар». Сказал и умолк.
— Я задал вопрос, — напомнил Смирнов.
— Ах да! Прошу меня извинить, но события этого кошмарного дня выбили меня из колеи. Да, я последним общался с ним. И вообще последним выходил из самолета.
— Прелестно. А теперь рассказывайте по порядку.
— По какому порядку? О чем? — не понял дипломат.
— По порядку — это с самого начала, — терпеливо объяснил Смирнов — Как вы в первый раз увидели его и до самого конца, что напоследок вы сказали ему и что он вам.
— Когда он появился в отсеке первого класса, я уже сидел на месте. Хотя мне казалось, что я, как всегда, вошел в самолет последним. Он, не раздеваясь и не выпуская из рук кейс…
— Из руки, — перебив, прервал его Смирнов.
— Да, да, из руки, — согласился с ним дипломат. — Он только шляпу снял, как сразу же сел на то место, где его потом и нашли. Странно, в самолете сравнительно тепло, а он так и не снял свое довольно теплое пальто.
— Для того чтобы снять пальто, ему надо было расстегнуть наручники, которыми он приковал себя к кейсу. Вы заметили эти наручники?
— Блестело у него что–то на запястье, но я подумал, может быть, браслет?
— Значит, не заметили, — констатировал Смирнов. — А кейс заметили?
— Да, кейс заметил.
— Этот? — Смирнов вытащил чемодан из громадной командирской сумки, и поставил его на стол.
— Вроде да. Похож.
— Не похож, а да или нет? — жестко нажал Смирнов. — Кейс отнюдь не стандартный, и спутать его с каким–нибудь другим довольно трудно. Что скажете, да или нет?
— Да, — решился наконец дипломат. — Послушайте, а вы можете сделать так, чтобы моя фамилия не появлялась в печати? Ни в нашей, ни в мировой?
— К сожалению, я не репортер уголовной хроники «Вашингтон пост» или «Комсомольской правды». Поэтому обещать не могу. Дальше.
— Мы молча раскланялись, и все. Я все три часа полета внимательно читал и в связи с этим не заметил, чем он занимался. Только когда сели в этой дыре, перебросились парой слов. Я коньяка хотел выпить, а он — воды. Потом он лекарство принял и сказал, что в полете спать не любит, а сейчас поспит.
— Кто ему лекарство давал? — перебил Смирнов.
— По–моему, старшая стюардесса… — с сомнением начал дипломат, но спохватился, — да, старшая стюардесса.
— Ну а потом?
— Потом он привалился к стенке, я накрыл его пледом и ушел. Все.
— Когда вы вернулись, плед был в том же положении?
— В принципе, да. Только верхняя часть накрывала его лицо. Я думал, что он сам натянул его…
— Ну а еще какие–нибудь детали, незначительные подробности? Вы ничего не упустили? — старался дожать Смирнов.
Дипломат сделал вид, что задумался, и после этого ответил решительно:
— Я рассказал обо всем, что видел и помню. Абсолютно все. — И встал. — Я могу быть свободен?
— Ну конечно же! — с лучезарной улыбкой разрешил ему удалиться Смирнов.
Дойдя до двери, дипломат остановился:
— Кошмарный случай. А еще этот никому из нас не нужный шум, который поднимется…
Дипломат ушел, слава Богу. Командир почесал себе ухо и констатировал с изумлением:
— Господи, надо же так за свое место трястись!
— Дипломат, — объяснил все одним словом Смирнов. — Давай–ка сюда твою старшую.
Командир вышел, а милиционер, стоявший у дверей, спросил;
— Чего делать, товарищ начальник?
— Александр Иванович, — поправил его Смирнов. — А тебя как зовут?
— Мусалим, товарищ начальник!
— Мусалим, ты угнанной машиной занимался?
— Занимался, товарищ начальник. И в район сообщил. Там розыск объявили.
— Как ты думаешь, зачем ее угнали?
— Зачем у нас угоняют? По делам съездить — у нас всюду далеко очень, на запчасти ее распотрошить, хулиганят просто, потом бросают.
— Ты людей опрашивал? Никто не видел, как этот «газон» укатил?
— Опрашивал, товарищ начальник, никто не видел.
Галантно пропустив вперед старшую стюардессу, вернулся командир.
— Ты все–таки, Мусалим, шоферюгу этого еще раз допроси как можно подробнее, — распорядился Смирнов. Подождал, чтобы милиционер ушел, и ласково спросил у старшей стюардессы: — Что ты ему накапала, дочка?
— Что и всем. Валокордин, — сухо доложила обиженная стюардесса.