И. Д.: Мне чуть–чуть.
А. И.: Дерьмовый коньяк–то!
И. Д.: Не сильно ли вы рискуете: выпивши и за рулем?
А. И.: Я — почетный милиционер, о чем свидетельствует красивая красная книжица, к которой с большим уважением относятся орудовцы. А кроме того, один мой друг снабжает меня японскими таблетками, напрочь отбивающими запах.
И. Д.: Тогда пойдемте?
Конец магнитофонной записи.
Казарян, который слушая сидел опершись на ладошку, откинулся, разбросал руки по спинке дивана и поинтересовался чрезвычайно громким после магнитофонного бормотания голосом:
— И сколько ты там принял, Санек?
— Поллитра на двоих. Я чуть больше, граммов триста, наверное, ответил Смирнов и незаметно глянул на Алика. Тот, сидя за письменным столом, ногтем сосредоточенно отковыривал что–то от зеленого сукна. Почуяв смирновский взгляд, он поднял голову и тихо, почти как тайным магнитофоном, спросил — не у Смирнова, у всех:
— А хорошо ли это?
— Что именно? — с грозной осторожностью как бы не понял Смирнов. Ощетинился.
— Слушать вчетвером то, что было адресовано только одному.
Ответить Смирнов не успел, вперед выскочил Кузьминский. Тоже завелся с пол–оборота:
— А хорошо ли, папа Алик, за нашими спинами скрытно обтяпывать дела, которые многое могут переменить в судьбе страны и хлопающего в неведении ушами целого народа?
— Это другой вопрос. Меня сейчас беспокоит этическая сторона Сашиного поступка, — Алик был холоден и обижен. Неизвестно только на кого.
— Беспокоит тебя этическая сторона или не беспокоит — это твое сугубо личное дело. Саня записал, мы послушали. Как говорится, проехали, Казарян вновь переменил позу: уткнув локти в колени, он исподлобья поочередно, ворочая желтыми белками, оглядывал всех троих. — Я не спрашиваю: хорошо ли это? Я спрашиваю: что ты от нас хочешь?
— Для начала — ответов на несколько моих вопросов, связанных с этой записью.
— Для начала… — перебил Казарян, — я уже догадываюсь, что будет в конце. Что ж, давай, спрашивай.
— Вопрос первый. К Роману и Виктору. Алика не спрашиваю: он запрограммирован стереотипом двадцатилетнего знакомства. Что за человек мой возможный работодатель? Виктор, быстро. Не рассуждения — ощущения.
— Уже политикан. Но не законченный. Чувствуется, что не проходил партийной школы, ты его, Иваныч, прихватил на поворотах. А партийные скользкие, не ухватишь. Не глуп, поэтому почти не обнаруживает ликования по поводу обладания властью. Холоден, рассчетлив, ни разу не завелся, а ты пробовал его завести. Реакции чуть замедленные. С юмором плоховато. Пока все.
— Рома, — вызвал следующего Смирнов.
— Ах, Витя, Витя! — Казарян кулаком ткнул в ребра сидевшего рядом Кузьминского. — Все–то тебе ясно. Я могу сказать лишь одно: серьезный господин. Хотя есть в нем что–то слабо раздражающее. Поза, что ли, не своя? Но, наверное, ноблес оближ, так сказать, положение обязывает, а?
— Не густо, — констатировал Смирнов. — Следующий вопрос ко всем троим: спрятал ли он что–нибудь помимо сведений о фигуранте?
Алик опередил всех:
— Он не прятал. Он жестко локализовал это дело…
— А это и называется — прятать, — перебил его Виктор.
— Он локализовал это дело для того, — упрямо продолжил Алик, — чтобы как можно конкретнее определить твою задачу. Он хороший парень, Саня. А осторожен… Конечно осторожен, ответственность–то какая.
— Естественно, прячет, — после того, как презрительно фыркнул носом на "хорошего парня", вступил Виктор. — Повторяю: уже политикан, и поэтому волей обстоятельств завязан на многих, с кем по гамбургскому счету и не следовало бы контактировать. Прячет личные — я не говорю корыстные, я говорю неприглядные — связи, тем самым, Иваныч, лишая тебя свободного оперативного пространства. Он оставил тебе одного фигуранта и прикрыл механизм, где фигурант — деталь, может важная, но — деталь.
— Ну, умный ты, ну, талантливый! — восхитился Казарян и еще раз ткнул кулаком Виктора в бок. — Но горяч. Я считаю, Саня, что спрятана главная причина, из–за которой они не прибегают к услугам милиции и ГеБе.
Эти ответы Смирнову понравились больше. Он почесал сморщенный от удовольствия нос, подмигнул серьезному Алику (тот недоуменно пожал плечами), и задал третий вопрос. Надо было полагать, последний:
— Где–нибудь наврал?
Помолчали. Подумали. Первым опять высказался Алик. Очень коротко:
— По–моему, нет.
Виктор сидел, отрешенно уставившись в ковер. Поднял глаза наконец, поморгал неуверенно, тихо на этот раз, заметил: