— Что ты с ним собираешься делать?
— Бить я его не буду, не беспокойся.
— А я не беспокоюсь. Я бы даже некоторое удовольствие получила, если бы кто–нибудь начистил эту самодовольную рожу.
— Мать моя, что ж ты так о любимом человеке?
— Да иди ты… — разозлилась она и снова наполнила рюмки. Взяла свою, полюбовалась чистой желтизной напитка. — Только учти, его за жабры ухватить — дело непростое. Скользкий, верткий, как угорь.
— Да ты только вызови его сюда, и я с ним разберусь!
— Связью со мной его доставать будешь?
— Ну, это так, для затравки. А для настоящего разговора у меня серьезные аргументы есть.
— Ну, да хрен с тобой. Даже забавно, — она подмигнула Казаряну. Будет забавно?
— Что, что, а это я тебе обещаю.
— Кретин этот дома боится жить. На конспиративной квартире обосновался, — она со столика перетащила, не поднимаясь, телефон на диван. — Ты погуляй по квартире, в гостиной тоже кое–что новое имеется, посмотри, а я с ним один на один поговорю, без стеснения.
Казарян пошел смотреть живопись.
…Юрий Егорыч явился минут через сорок. Наталья приняла у него плащ и шляпу, повесила в стенной шкаф. Он в ответ поцеловал ее в щечку, протянул пяток тюльпанов и спросил, приглаживая у зеркала редкие волосы:
— Что там за секреты у тебя, зайчонок?
— Я так и выложила тебе все у дверей. Пойдем ко мне.
Они входили в кабинет–будуар, когда в дверях гостиной возник Казарян.
— Провокация! — диким голосом закричал Юрий Егорович. — Провокация!
И рванул назад к выходу. Казарян перехватил его на бегу, дружески полуобнял и сказал в ближайшее ухо:
— Успокойтесь, Юрий Егорович. Здесь только ваши доброжелатели.
А кинозвезда поставленным голосом кинула реплику "а парт":
— Разорался, кретин.
— Позвольте, — Юрий Егорович освободился от казаряновских объятий, снова поправил волосы и спросил с презрением: — Я — пленник?
— Пленник, — подтвердил Казарян. — Пленник своей страсти, не правда ли?
— Что вы хотите от меня? — не принял игривого тона секретарь.
— Поговорить с вами. Только и всего.
Не хотелось казаться трусливым дураком. Юрий Егорович дернул плечиком, поднял бровь, мол, ну если вам так хочется, что же, — и решительно направился в кабинет. Не спросясь, бухнулся в кресло, в котором сидел Казарян, мельком увидел столик, брезгливо поморщился и, глядя на Казаряна, пристроившегося на низком пуфике, твердыми начальническими глазами, сделал заявление:
— Если наша беседа планируется вами, как попытка выудить сведения для дискредитации меня и партии, одним из руководителей которой я являюсь… Да, являюсь, потому что, несмотря на все беззаконные декреты, партия живет и борется!.. Так вот, учтите, в подобном случае я вести беседу не буду.
— О, Господи, — устало проговорила Наталья и вышла. А Казарян аж руками взмахнул:
— Что вы, что вы, Юрий Егорович! Меня интересуют вещи сугубо частного характера.
— Ваше право задавать вопросы, — Юрий Егорович уже совсем успокоился: вернулось столь привычное чувство превосходства. — Мое же — отвечать на них или не отвечать.
Прежде чем спрашивать, Казарян решил рассмотреть собеседника. Первый раз он так близко видел одного из руководителей партии и правительства. Видел он его, конечно, на ретушированных портретах и издали — в президиумах. Но так близко — впервые. Гладкие, чуть одутловатые, привыкшие к массажу и крему, щеки, хорошо отремонтированные зубы, глубоко посаженные карие глазки, брови грустным домиком. Голос тихий, журчащий, на низких регистрах — к такому голосу надо прислушиваться. Вот только "провокация!" кричал высоко, по–бабьи. А, в общем, личико малозначительное и стертое.
Вошла Наталья, поставила на столик бутылку "Джонни Уокера" и миску со льдом.
— Чтоб разговорился.
— Спасибо, зайчонок, — привычно поблагодарил Юрий Егорович, но вспомнил, что она его безжалостно подставила, и поправил себя: — Волчонок.
— Вассисуалий Лоханкин, — сообщила Наталья Казаряну. — Волчица ты, тебя я презираю…
Юрий Егорович на обидную реплику не прореагировал. Да и не хотел он более замечать эту дамочку. Его интересовал Казарян.
— Кстати, а вы — кто?
— Я — Роман Суренович Казарян. Кстати, кинорежиссер. Очень кстати.
— Я слушаю вас, Роман Суренович, — разрешил начать беседу Юрий Егорович и откинулся в кресле, снисходительно ожидая вопросов.
Настырный Казарян не заставил себя ждать:
— Вы знаете такого — Ивана Вадимовича Курдюмова?