― А если? ― не сдавался Ларионов.
― А если, то тогда мне башку отвинтить следовало бы.
― Твоя отвинченная башка мне без надобности, ― ворчливо заметил Смирнов. ― Теперь решать надо, что делать будем дальше.
― Раз леску оборвали, значит, ушли на дно, ― предположил Казарян. Бреднем орудовать следует. Облавой по хазам.
― Хлопотно, долго и не особенно результативно, ― оценил это предложение начальник отдела. ― Сережа, а твои осведомители как?
― Попробую, но особых гарантий дать не могу.
― Есть еще шофер Арнольд Шульгин, ― напомнил Казарян и хотел было развить идею, но его перебил длинный телефонный звонок ― местный. Смирнов снял трубку.
― Здравствуйте, Лидия Сергеевна! ― счастливо улыбаясь, будто Болошева могла его видеть, возгласил Александр. ― Ну, наше дело такое сыскное ― по ночам суетиться, а вы-то что так задержались? ― Помолчал, слушая объяснение задержки. ― Если успешное, то рад за вас. Ну а если для нас, то просто счастлив. ― Положил трубку, сообщил то, о чем Казарян и Ларионов догадались и без сообщения: ― Болошева к нам идет.
...Лидия Сергеевна остановилась в дверях, молча, кивком, поприветствовала всех и с плохо скрытым торжеством объявила:
― Отыскался след Тарасов!
― Чей след отыскался? ― переспросил Александр.
― Лидия Сергеевна иносказательно цитирует Гоголя, ― снисходительно пояснил Казарян.
Эффектного начала не получилось, и Лидия Сергеевна стала деловито докладывать:
― Сегодня утром по нашей ориентировке из Сокольнического РОМ передан в НТО пистолет "Вальтер". Проведенная соответствующим образом экспертиза установила, что именно из этого пистолета был произведен выстрел в Тимирязевском лесу.
― Ну и ну! ― сознался в своем недоумении Смирнов. ― Откуда он у них?
― Чего не знаю, того не знаю. Узнать ― это уже ваше дело, ― взяла реванш Лидия Сергеевна.
― Бойцы, я ― в Сокольники! ― заорал Смирнов.
― Может, сначала позвонить сокольническим-то? ― предложил Ларионов.
― А что звонить, надо в дело нос сунуть! Не до разговоров! ― Смирнов уже убирал со стола, запирал сейф, закрывал ящики.
― Александр, у меня к вам просьба, ― сказала Лидия Сергеевна.
Уже забывший о ней Александр повернулся к ней с виноватым выражением лица:
― К вашим услугам, Лидия Сергеевна.
― Если гражданина, который пистолетом пользовался, найдете, то обувь его к нам пришлите.
― Вы думаете, это он труп переворачивал? Вряд ли.
― Да нет. Я вам не говорила, но под сосной, откуда стреляли, кое-что зафиксировала. Это не след, поэтому я не внесла его в официальные списки протокола, а так, остаток отпечатка каблука с характерным сбоем. Вдруг повезет, и обувка та.
― Будьте уверены, Лидия Сергеевна, разденем-разуем мы нашего голубчика. А если надо ― умоем, подстрижем и побреем. ― И Александр, будто дамский угодник, слегка склонясь, распахнул дверь перед Лидией Сергеевной. Та мило улыбнулась и ушла.
― Элегантно спровадил! ― похвалил Казарян. ― Ты нас с собой берешь?
― Куда я от вас денусь?
На Каланчевской улице были через десять минут. Недовольный капитан принес им протоколы, отворил следственную комнатенку и спросил:
― Я вам нужен? А то у меня дела...
― Вы вчера дежурили? ― поинтересовался Смирнов.
― Вчера я отдыхал после суток.
― Ну, тогда мы сами разберемся. Вы свободны.
Капитан удалился. Смирнов закурил, Ларионов устраивался за столом, а Казарян, не садясь, раскрыл папку. И ахнул:
― Алька!!!
― Что с Алькой?! ― заорал Александр.
― Да успокойтесь, с ним ― ничего. А вот делов наделал. Читай. Казарян протянул папку Александру.
Тот сел на привинченный стул и приступил к чтению. Ларионов зевнул, смахнул со следовательского стола несуществующие крошки и шепотом (чтобы Смирнову не мешать) осведомился у Казаряна:
― Где этот-то, с "Вальтером"?
― Не "этот-то", Сережа, а Николай Самсонов по кличке Колхозник. И этот-то Колхозник ― в больничке, сильно поврежден нашим с начальником другом. Повредил его Алик вчера вечером, и поэтому он тетушку свою сегодня не смог повидать.
― А Цыган почему на связь не вышел?
― Задай вопрос полегче.
Смирнов оторвался от чтения, закрыл папку, передал ее Ларионову и сказал Роману, подмигнув:
― Боевой у нас, Рома, дружок.
― Если наш дружок с испугу в полную силу бил, то я не завидую этим двоим. ― Казарян, увидев, что Ларионов отложил папку, спросил: ― Что скажешь?
― Скажу, что бумаги надо читать внимательнее.
― Не понял.
― Цыган не пришел на связь потому, что оголец, сбежавший из трамвая, поднял атанду по малинам. Так-то, Роман Суренович.
― Одна из версий. ― Казарян не желал сдаваться без боя.
― Он прав, Рома, ― подвел черту Смирнов. ― Поехали в больничку, бойцы.
Шофер "газика" дрых, уронив голову на баранку. Смирнов безжалостно растолкал его:
― Поехали.
― Куда?
― Большие Каменщики, четыре, ― назвал адрес Смирнов, усаживаясь рядом с шофером. Шофер включил зажигание и бормотнул как бы про себя:
― Конспираторы! Большие Каменщики! Таганская тюрьма, так бы и сказали.
― Ты глубоко заблуждаешься, уважаемый виртуоз вождения, ― вежливо поправил его с заднего сиденья Казарян, ― Таганская тюрьма ― это Большие Каменщики, дом два. А дом четыре ― это таганская тюремная больница.
― Один ляд! ― решил шофер и резко тронул с места.
Дежурный врач достал из шкафа две папочки ― медицинские дела полистал их, притормаживая на отдельных листах, и удивился, отложив дела в сторону:
― Он их что, копытом, что ли?!
― Он боксер, ― пояснил Казарян.
― Разрядник?
― Мастер спорта.
― Худо, ― огорчился врач. ― Под суд пойдет за превышение мер обороны.
― Кулак против пистолета ― это превышение? ― засомневался Казарян.
― Это смотря какой кулак.
― И смотря какой пистолет, ― добавил Казарян. ― Могу сообщить вам, что пистолет ― офицерский "Вальтер", с помощью пули делающий в людях очень большие дырки.
― Хватит, ― прекратил их препирательства Смирнов. ― Что с этими... Пострадавшими?
― У Самсонова раздроблена челюсть и повреждены шейные позвонки. У Француза (фамилия-то какая, прямо кличка!) сломана скульная кость. Вот что, оказывается, можно наделать голыми ручонками, ― игрив был дежурный врач, развлекался как мог, коротая ночное время.
― Говорить могут? ― спросил Смирнов.
― Смотря кто.
― Самсонов в первую очередь.
― Этот вряд ли. Впрочем, пойдемте, я вам его покажу.
...Они прошли тюремным коридором, и надзиратель, гремя ключами, открыл больничную палату. Все как в обычной больнице, но воняло тюрьмой, ощутимо воняло.
― Ну, тут у вас и дух, девки... ― вспомнив "Петра Первого", процитировал из любимой книги Казарян.
― Это не у нас, это у них. Или у вас, ― отпарировал врач.
Не забинтованы лишь глаза, но они были закрыты.
― Человек-невидимка, ― сказал Ларионов.
― Когда заговорит? ― спросил Смирнов.
― Через две-три недели, не раньше.
― А Француз?
― Завтра можете допросить.
― Теперь вот что. Мне нужны одежда и обувь Самсонова.
― Тоже завтра. Старшина-кастелян будет к восьми часам утра.
...Делать больше в этой конторе было нечего, и они поехали на Петровку. В машине Казарян мерзко хихикнул.
― Хи-хи, ― произнес он, ― хи-хи.
― Жаль, что из больницы уехали, ― заметил Ларионов. Можно было бы тебя сдать.
― Не та больница, Сергей, ― ухмыльнулся Смирнов. ― Ему в Кащенко надо.
― Хи-хи, ― не унимался Казарян. ― Хи-хи.
― Ты чего? ― уже обеспокоенно вопросил Ларионов.
― А ничего. Картины разные выдумываю, ― ответил Казарян. ― Стилягу того из трамвая вспоминаю. Как он без лондонки остался. Единственный потерпевший.
― Хи-хи, ― мрачно подытожил Смирнов.
Борода был поклонником многочисленных талантов Казаряна-старшего, а Романа, которого он знад с титешнего возраста, любил, как любят непутевых сыновей.
― Ромочка, запропал совсем, дурачок, ― говорил Борода, нежно держа Романа за рукав и задумчиво разглядывая небритую (щетина у Казаряна по-армянски росла, с дьявольской скоростью) личность блудного сына.