— Сами ищем.
— Так. Ну, как поход? Вы у кого были?
Николай закурил и не спеша принялся рассказывать. Артамонов и Огнев слушали внимательно, не перебивая.
Только Таран не слушал. И не потому, что все, о чем говорил Николай, было ему известно. Одна мысль не давала Тарану покоя: Король бубен — отец Витьки Блохина. Но ведь о нем говорил в субботу Жорка этой самой Стелле: «Твой семейный покой».
Выходит, он ее муж? Таран усмехнулся про себя.
Какой он муж! Просто живет у нее, и все. И живет, видно, нелегально. Даже милиция не найдет. А найти его надо! Ведь он мальца украл. Конечно, украл!
И не одного. Но как рассказать сейчас о том, что он, Василий, знает об этом типе? Как рассказать, чтобы не узнал Николай о том вечере? И еще при Артамонове! Это же отец Ани… Положим, с Аней все кончено.
И вдруг Тарану стало так страшно от этой мысли, что он сам поразился. Ну да, конечно! И не он, а она тому причиной…
Но Таран не успел углубиться в свои переживания. Перед ним вдруг встало лицо старика Блохина, и столько в нем было горестного раздумья и сдержанной боли, что Таран почувствовал: нет, не может он молчать, не может!
А Николай уже кончил свой рассказ. И Огнев, раскуривая погасшую папиросу, сказал:
— Да-а… Значит, эта Блоха связана с Уксусом. Опасно. И очень важно. Дело тут вот в чем. Придется вам один секрет открыть. Люди вы свои, надежные, — и он почему-то посмотрел на Тарана. — Что такое секрет, понимаете? Так вот. Рассказывал тебе Борис, как мне в вагоне-ресторане записку одну передали?
— Да. Рассказывал.
— Была она от старого моего знакомца. Опасного преступника. Он сейчас в городе скрывается и какое-то дело готовит. Какое — пока неясно. Мы проверили все его старые связи нигде не появлялся. И тут всплыла одна новая кличка — Уксус. Данных на него у нас нет. Ни по одному делу он не проходил, ни в одном преступлении замешан не был. Но… есть сигнал, что связан он с тем, кто записку мне прислал. Значит, нам сейчас этот Уксус до зарезу нужен. А путь к нему один пока через Блоху. Ясно? Это первое, почему я сейчас особо вашими делами интересуюсь. Второе…
Но Огнев не успел договорить. В штаб с шумом вошли Коля Маленький, Борис Нискин и Илья Куклев. Они огляделись и, увидев друзей, направились к ним. Через минуту они уже, перебивая друг друга, рассказывали новости. Начал Борис, как всегда спокойно и последовательно.
— Сперва мы пришли к Савченко Гоше. Там — дым коромыслом! Папаша — алкоголик. Дерется. Мать плачет, собой младшую дочку закрывает. Ну, мы его так прижали.
— Он мне, между прочим, табуреткой по голове все-таки съездил, — деловито сообщил Коля Маленький.
— Погоди, — оборвал его Борис. — Это детали. Главное, ничего они о Гоше не знают. Мать только рукой махнула: найдется, мол!
— А папаша обещал тут же ему шею свернуть.
— Да погоди же! — снова оборвал Колю Маленького Борис. — Папашу мы в милицию сволокли, потому, беседу проводить с ним не было возможности. Потом поехали к Кузнецовым…
— Во, во! Тут уже поинтереснее!.. — вставил Коля Маленький.
— Точно. У Шурика этого отца нет, погиб. А мать и сестренок младших он, видно, любит. И вот два дня назад прибежал к матери, говорит: «Поживу у товарища. А спрашивать кто будет — говори: уехал, и все. И когда вернется — не знаешь». Очень боялся, что его разыскивать будут.
— Олег боялся… Шурик боялся… Интересно, — заметил Огнев.
— Да. Простился, значит, и все. Пропал.
Коля Маленький напомнил:
— А конфеты?
— Верно. Он сестренок конфетами угостил, дорогими. Мать еще удивлялась, откуда он их взял.
— Какими именно? — быстро спросил Огнев.
— Пожалуйста, поглядите, — с наигранным равнодушием ответил Коля Маленький и извлек из кармана две шоколадные конфеты. — Еле выменял. Всетаки след какой-то.
— Ишь ты, Шерлок Холмс! — усмехнулся Огнев.
Он не спеша рассмотрел конфеты, что-то, видно, припоминая, потом сказал:
— Да-а… Это, брат, не только след. Это, кажется, улика, — и убежденно заключил: — Надо найти этих ребят.
Артамонов покачал головой.
— Больше скажу: надо их спасать.
— Король бубен… — задумчиво произнес Николай. — Как же до него добраться?
Он посмотрел на Тарана, и тот, как бы повинуясь его взгляду, хмуро произнес:
— Я слышал о нем… Случайно. Два каких-то парня говорили. Он, кажется, на Красноармейской живет… у одной. Они ее Стеллой называли. И еще собака у них там злая. Вот и все, что слышал.
— Гм… Это уже кое-что. Хорошо бы туда пойти, — Огнев вопросительно посмотрел на Артамонова.
— Непременно, — кивнул головой тот.
В этот момент Николай увидел Чеходара. Тот склонился над столом, за которым сидел дежурный по штабу. Они просматривали регистрационную книгу, и дежурный что-то объяснял, водя пальцем по страйице.
Уходя, Артамонов напомнил Чеходару:
— Не забудьте, Алексей Федорович, завтра ваш отчет слушаем.
Чеходар поднял голову.
— Вот как раз готовлюсь. А товарищ Сомов будет?
— Думаю, что да. Обещал, — сдержанно ответил Артамонов.
«Уж наш-то подготовится, будьте спокойны, — с неприязнью подумал Николай. — Выдаст все в лучшем виде». И он невольно прислушался к тому, что говорил Чеходару дежурный.
— …Вчера воскресенье было, Алексей Федорович. Самая работа у нас. А явилось — видите? — всего двадцать человек.
— Так… — задумчиво проговорил Чеходар. — А патрулей ушло сколько?
— Как вы распорядились, так и сделали: вместо пяти — по два человека посылали, а то и по одному. Получилось двенадцать патрулей.
— Вот так и запишем: двенадцать. А сегодня?
— Сегодня опять по два человека. Получилось семь патрулей.
— Добавь еще два.
— Это кто же?
— Бригада Вехова. Тоже вроде бы патрулировала.
— А ведь мы ее уже к особым отнесли?
— Неважно.
Тут Николай не выдержал. Он подошел и самым невинным тоном сказал:
— Интересную я недавно книгу прочел. «Мертвые души» Гоголя. Не помните, Алексей Федорович?
Чеходар напряженно взглянул на него.
— Что ты хочешь этим сказать?
Глядя прямо ему в глаза, Николай ответил:
— Один герой оттуда вам кланяется. Чичиков.
— Я твоих намеков не понимаю, — сухо сказал Чеходар. А теперь, извини, мы заняты.
Но Николай и не думал отступать.
— Он тоже был занят. Как и вы, мертвые души считал.
— Уж не себя ли ты к мертвым душам относишь? — недобро усмехнулся Чеходар.
Он давно уже понял намек, но уклониться от разговора было теперь невозможно.
— Нет. Это вы нами так распоряжаетесь, — насмешливо возразил Николай. — Одна и та же душа у вас по двум ревизским сказкам проходит. Моя бригада, например.
Чеходар вспылил первым.
— Запомни, Вехов. Начальник штаба я, и мне лучше знать, что и как надо делать. Ясно?
— Нет, не ясно! Кому очки втираете?
— Ты ответишь за свои слова, — процедил сквозь зубы Чеходар, изо всех сил стараясь сохранить спокойный тон. — И демагогию свою брось. Я, кажется, за общее дело болею.
Его поддержал дежурный.
— И что у тебя за характер, Вехов? Ну, чего ты вредничаешь? Pепутацию себе зарабатываешь, да?
— Репутацию он себе уже заработал, — иронически заметил Чеходар. — Даже в собственной бригаде его, кажется, раскусили. Прошлый раз не позволили хлопцы ему от их имени выступать. Нискина выдвинули.
Чеходар ударил по самому больному месту, Николай не нашелся, что ответить.
В тот вечер он долго бродил один по улце, такая горечь кипела на сердце, что все кругом казалось немилым, все враждебным. «И что у меня за характер такой на самом деле?» размышлял он, куря одну папиросу за другой. И уже казалось ему, что и ребята из бригады нисколько не лучше стали относиться к нему и что Маша скоро тоже поймет, какой у него ко всему еще и несносный характер.
«Heт, нe скоро, а уже», — холодея, подумал он, вспомнив сегодняшнюю встречу в библиотеке.
Он все кружил и кружил по ночнкм пустынным улицам. И только когда кончилась последняя в пачке папироса, он взглянул на часы и побрел домой.
Сонный вахтер открыл ему дверь в общежитии и хмуро проворчал: