— Хорошо, — наконец сказал он. — Мы еще к этому вопросу вернемся, товарищ Баранников.
Он выскочил из кабинета, весь дрожа от еле сдерживаемой, бессильной ярости.
Но уже в троллейбусе Виталий начал понемногу остывать. Собственно говоря, чего он взбеленился? Он же узнал то, что требовалось: Васька сейчас не работает. Баранникова тоже понять можно. А Васька в конце концов устроится на другое место. Сейчас главное не это, сейчас надо заставить его признаться в краже из музея. Но тут вдруг перед Виталием встало лицо Веры Григорьевны, измученное, виноватое, в желтом свете слабой настольной лампы, и он, словно наяву, услышал ее тихий голос: «Почему-то верю вам. Вы нам поможете». И Виталию стало не по себе, словно он уже чем-то обманул эту женщину. «Поможете…» А как помочь? Неужели начать драку с этим Баранниковым? Но как к такому вмешательству отнесется сам Васька?.. То есть что значит «как отнесется»? Нет, брат, шалишь!.. Здесь надо действовать сообща…
И Виталий на первой же остановке выскочил из троллейбуса и пересел на другой.
Через полчаса он был уже в штабе дружины. Виталий собрался узнать адрес Виктора Сахарова, но неожиданно застал его самого.
— Едем, — без всякого предисловия торопливо объявил он. — Там по вашей милости уволили Кротова. Теперь расхлебывать надо. Пропадет парень.
— Чего, чего?.. — не понял Сахаров и удивленно посмотрел на Виталия, видимо не сразу его узнав.
— Едем. По дороге все объясню.
— Но у меня…
— Слушай! — разозлился Виталий. — Тут судьба человека решается! Поехали!
— Вася? — переспросила она, не снимая с двери цепочку. — В булочную, что ли, ушел. Баклуши ведь бьет, прохиндей непутевый.
— Что вы! — воскликнул Виталий. — Это отгулы у него. Заработал! А не пьет эти дни, не хулиганит?
— Чего не было, того не было, — ответила соседка и словоохотливо добавила: — Только с Сергеем Трофимовичем разговор был у них, страсть как кричали. Вера Григорьевна аж слезами, бедная, вся изошла.
— Чего ж это они так?
— Да вот, не поняла я, — с сожалением ответила соседка. — Слов разобрать никак невозможно было. Очень уж Вера-то плакала.
— Ладно, гражданочка. Васю нам все равно повидать надо. Впустите? Или на лестнице обождать?
— Оно бы лучше на лестнице, конечно, — поспешно ответила та и прикрыла дверь.
Закурив, Виталий уселся на высокий подоконник. Сахаров, протирая очки, спросил:
— Между прочим, чего о нем хлопотать, если вы его все равно посадите?
— Это бабушка еще надвое сказала… — И, подумав, Виталий убежденно добавил: — А главное, он должен поверить, что есть справедливость. В том, что его уволили, ее нет. А в том, что посадим, если он украл, — она будет.
— Нет, ты мне определенно нравишься, — улыбнулся Сахаров. — Ты мыслишь единственно верными нравственными категориями.
Васька пришел только через час. Он угрюмо оглядел незваных гостей и спросил:
— Забирать пришли?
— Не собираемся пока, — ответил Виталий. — Ты лучше нас в дом пригласи.
— Пиши заявление.
— Чего?..
— Пиши, пиши. «Прошу восстановить меня на работе в должности ученика автослесаря. Обязуюсь…»
— Да вы что? Баранников меня в шею с этим заявлением выпрет!
— Не выпрет. Пиши, говорю!
Васька усмехнулся и полез в стол за бумагой. Написав то, что продиктовал ему Виталий, он зло сказал:
— Баранников тоже не сам решил. Ему мой шепнул.
— Это кто такой? — не понял Виталий.
— Материн муж, вот кто.
— Да ведь он тебя сам туда устроил, — вмешался Сахаров. — Где же тут логика?
— Устроил, когда за матерью ударял. Прикидывался! А как вселился, тут я и открыл, какой он есть.
— А какой? Что он — пьет, дерется или еще что?
— Под меня вот копает!
— Если хочешь знать, то он абсолютно не виноват в том, что тебя уволили. Абсолютно! Письмо о тебе направили мы, штаб дружины. Есть основание думать, что поспешили, да! Элемент ошибки присутствует.
— Учти, извиниться перед Баранниковым придется.
В кабинет к Баранникову зашли Виталий, Сахаров и секретарь комитета комсомола автобазы. Васька остался ждать за дверью.
Как ни странно, но Баранников на этот раз не грохотал. Он взял заявление и обещал рассмотреть его. Причем сказал он это таким мирным тоном, что всем стало ясно: дело улажено.
— Все. Завтра вызывай Кротова. И помни: это твой экзамен. Самый трудный, Лосев.
— Может быть, с вами допросим или с Откаленко? — тревожно спросил Виталий.
— Надо бы, да не выйдет. У нас с ним завтра миссия особая, дипломатическая. МИД, наконец, дал разрешение. Так что держись, Лосев!
Васька пришел среди дня. И тут впервые, пожалуй, Виталий рассмотрел его как следует. Это был невысокий кряжистый паренек с грубоватым, тронутым первым загаром лицом и большими шершавыми руками. Левую щеку рассекала светлая и неровная полоска шрама. Когда Васька злился, щека начинала дергаться. Но сейчас он был настроен спокойно, насмешливо и отчужденно, словно и не было у них вчерашней, так ошеломившей его встречи.
— Сразу в чем уличать будете или сначала чуткость проявите, за жизнь поговорим? — спросил он, без приглашения усаживаясь на стул перед столом. — Тогда, может, и закурить разрешите?
— Кури.
Виталий придвинул пепельницу. Васька не спеша достал мятую пачку «Беломора», вытянул кривую папиросу, поправил ее и, закурив, откинулся на спинку стула, потом вопросительно посмотрел на Виталия.
— Трудный у меня к тебе разговор, Вася, — не спеша проговорил Виталий.
— Ясное дело, — снисходительно согласился тот. — Уж ваша служба такая.
— Дело не в службе. Вот однажды ты мне сказал, что душа у тебя рваная. На ветер сбрехнул, чтобы отвязаться, или на самом деле так думаешь?
— Какая она, меня одного касается. Ваше дело, конечно, с какой стороны загребать, но я уже битый, понятно?
— Не те били и не за то.
— Ничего. Я тоже не туберкулезный. Долги плачу. А кому меня за дело бить, такой еще не родился.
До этого момента Виталий волновался, словно ходя в потемках, на ощупь, но сейчас он вдруг почувствовал, как нащупался нерв в их разговоре, и, радуясь и боясь сорваться, заволновался еще больше. Голос его дрогнул совсем невольно, и Васька впервые насторожился.
— Человек этот родился давно, — тихо произнес Виталий, хотя они с Васькой были одни в комнате. — Родился и… погиб. Ты забыл…