Выбрать главу
Тысячи вопросов роились в голове. А ответов пока нет. Их надо добыть. Но Виталий чувствовал, что не может сосредоточиться. Его било, словно в лихорадке. Встреча со Светланой, такая неожиданная, не выходила из головы. Мысли летели в Москву, к их новой встрече. И он невольно замедлял шаг, ругал себя, заставлял думать о главном сейчас, ради чего приехал сюда, ради чего велась вся эта трудная и опасная игра… Стемнело. Виталий посмотрел на часы. Всего лишь пятый час. Еще совсем не поздно. И тут он заметил, что солнца нет. Небо обложили тяжелые, чугунные, словно накаленные, тучи с красноватыми подпалинами на краях. Вдали погромыхивали раскаты. Небесные домны громоздили чугун на чугун. Тяжело становилось дышать. Рубаха на спине стала влажной от пота. В фиолетовом меркнущем свете изменилась улица. Домики будто в ожидании удара прижались к земле, прячась за голыми ветвями деревьев. Прохожих стало мало, они торопились. Виталий остановился, вытер со лба пот и огляделся. Не заблудился ли он? Что-то не помнит он такой улицы. И тут вдруг откуда-то из-за угла появился Косой, гибкий, жилистый, под расстегнутым воротом ковбойки видна была смуглая кадыкастая шея, цыганские глаза, левый с сильным прищуром, смотрели на Виталия как будто дружески. Он шел навстречу быстро и уверенно, словно знал, что именно тут и встретит Виталия.

— Нинка где? — спросил он.

— Ушла. Я тут одну встретил. Из Москвы. Потемнил малость.

— Кто такая?

— Из нашего дома. Знакомая.

— Не брешешь? Гляди у меня!

У Виталия накипала злость. От этой безбоязненной, самоуверенной наглости, от этой исходящей от Косого злой, напористой силы, от черт его знает чего еще враждебного, темного в его душе.

— Барахло где? — снова спросил Косой.

— На вокзале, где же еще!

— Пошли.

— Не, — отрицательно мотнул головой Виталий. — Сначала гони, что обещал.

— У Анисьи получишь.

— Не, — упрямо повторил Виталий. — Сейчас.

— Нету у меня сейчас. Понял?

— Не мое дело.

— Ты мужик, видать, деловой, — прищурился Косой. — Ладно. Доставим барахло в одно место, там получишь.

Последние слова прозвучали угрозой.

— Со мной не шути, — посоветовал Виталий. — Гони все сполна, потом барахло получишь.

— А ты не такой, как Васька тебя обрисовывал.

— Васька — прыщ. Много он понимает.

Косой, видно, ожидал другого и сейчас раздумывал, на что решиться.

— Ладно, — тряхнул он черной вихрастой головой. — Киляй со мной.

Они зашагали молча и быстро. Косой уверенно вел Виталия по путанице каких-то переулков и закоулков, мимо покосившихся заборов, перепрыгивая через канавы. Потом спустились в глубокий овраг и, цепляясь за кустарник, по крутой тропе выбрались на другую его сторону. «Тот самый овраг», — отметил про себя Виталий. Наконец задами подошли к одинокому домишке, спрятавшемуся за деревьями. Вокруг по неровностям поля угадывались прошлогодние огороды. Косой уверенно подошел к дому и постучал в окно. За стеклом дрогнула, но не открылась занавеска.

— Дядя Осип, я это, — прижавшись к окну, глухо сказал Косой.

Не дожидаясь ответа, он обогнул дом, бросив на ходу Виталию:

— Здесь обожди.

И скрылся за углом дома. «Вот она, воровская хаза, — радостно подумал Виталий. — Правильный я с этим гадом тон взял. Но как запомнить сюда дорогу?» Он огляделся. В стороне темнел ряд домишек. За ними, видимо, была улица. По другую сторону дома огороды полого спускались в лощину и уходили неоглядно, к черной гряде далекого леса. В поле за лощиной одиноко и деловито урчал трактор. Вглядевшись, Виталий увидел его. Черным жучком трактор полз по склону. Потом далеко в стороне Виталий различил невысокую головастую башенку, она еле выглядывала из-за косогора. «Водокачка», — догадался он. По дороге к ней прошла машина. Появился из-за угла дома Косой. А в окне снова дрогнула занавеска. Виталия кто-то рассматривал. А Косой, словно невзначай, подвел его к окну и протянул мятую пачку денег.

— Держи.

Виталий пересчитал и бережно спрятал деньги во внутренний карман пиджака.

— Теперь пошли, — объявил он.

По дороге Косой разболтался — видно, безбоязненным упрямством своим Виталий внушил доверие.

— А Васька — прыщ, это точно, — говорил он. — Мы с ним в колонии встретились. Меня туда сунули спервоначала. Ошибочка вышла, — усмехнулся Косой. — Ночами он мне все про свою жизнь трепал. У него отец какой-то враг народа был. Доктор. Замели в пятьдесят втором.

— Сейчас небось реабилитировали, — не удержавшись, сказал Виталий.

Его душила ненависть: этот гад еще говорит о врагах народа! Виталий никогда не думал, что он способен на такую лютую, туманящую мозг ненависть. «Перевоспитывать надо их», — заученно сказал он себе, чтобы хоть чуть-чуть остыть, и тут же со злобой подумал: «Кого чем перевоспитывать. Этого, например, только пулей». Он знал, что перебарщивает, но ничего не мог поделать с собой в этот момент.

— Может, и реабилитировали, — насмешливо согласился Косой. — На том свете из адской зоны в райскую кинули. Он, между прочим, Васькиной матери говорил, что, если придут за ним, застрелится. С фронта еще машинку приволок. А пришли, так разом скис. Тоже мне враг народа! Таких воры в лагерях делали знаешь как? Подошвы лизать заставляли, парашу жрать…

— Врешь! — не помня себя, воскликнул Виталий. — Врешь, гад!

На его счастье. Косой не придал значения этой вспышке и беспечно сказал:

— Ну, вру. А и такие были. Вон и Васька. Ну, я этому трухляку мозги вправил. Воровской закон преподал. Как бобик за мной бегал. Кусать вокруг стал.

Виталий, с трудом овладев собой, осторожно заметил:

— Он и сейчас покусывает, кажись!

— Тю! Полусвет, — презрительно сплюнул Косой. — В авторитете ему не быть.

— Он тебе вещицу одну передал…

— Ну и што? — насторожился Косой.

— Подвести может, гляди.

— Ты за кого меня держишь, тухарь? Кое-что понимаем. — И, усмехнувшись, хвастливо добавил: — Я у Васьки много чего потянул.

— На дело водил? — скрывая тревогу, спросил Виталий.

— Это ты его води, если свобода надоела.

Виталий почувствовал, как отлегло у него от сердца: Васька был ему уже чем-то дорог, уже какую-то ответственность чувствовал он за судьбу этого парня, уже боялся за него. Васька должен был стать его другом, а не Косого. И станет!

— Чего же ты с него тянул?

— Ножа боится, прыщ, — усмехнулся Косой. — Крови боится. Все с себя отдал. А матери трепанул, что пропил. Ха! Тоже мне петух! Вот и эта штучка. Придем к Анисье, покажу, если хочешь.

— Чего ж, покажи, — еле сдерживая волнение, отозвался Виталий и безразлично спросил: — К ней барахло попрем?

— Не. Там все чисто.

Они уже шли по знакомым улицам, когда упали с черного неба первые тяжелые капли. А уже около самого вокзала с треском, как тугое полотнище, разорвалось небо, и на город обрушился ливень.

Совсем мокрые вбежали они в вокзал. Виталий получил в камере хранения чемоданы, и они с Косым больше часа сидели на них и курили, пережидая грозу. Наконец небо посветлело и дождь стал редеть. Решили идти. По дороге Виталий спросил, придав голосу интонации уважительные, почти восхищенные:

— И с какого дела ты столько барахла унес?

— Грабанули одно ателье. С Котом ездили. И шоферягу одного подцепили. Он как увидел, сколько тянем, в штаны наклал.

— Без мокрого обошлось?

Косой остро глянул на него через плечо.