Блондинка вытащила папку из стола, развязала ее и, бросив взгляд на первую страницу стопки листков, убедилась, что это именно то, что она ищет. Она деловито вынула из своей сумочки портативный фотоаппарат. Это была обычная «Смена», которой пользуются начинающие фотографы-школьники. Правда, заряжена она была пленкой высокой чувствительности. Прикинув глазом расстояние от объектива до страницы, блондинка навела аппарат на резкость, щелкнула затвором и так сфотографировала одну за другой все двадцать девять страниц работы. Больше ее здесь ничего не интересовало. Заметив в ящике стопку денег, она свернула их, небрежно засунула в открытую сумочку и, выйдя на комнаты, закрыла за собой дверь.
— Все? — спросил Худаяр.
— Все. На, возьми вот это, — и она протянула ему пачку денег, которые забрала из стола. — Тебе пригодятся на мелкие расходы. Прихвати и вот это, — и она кивком головы указала Худаяру, на висевшие на вешалке пальто.
Она пошла к двери, прислушалась, не идет ли кто по лестнице. Было тихо. Вышла за дверь и стала неторопливо спускаться вниз.
Худаяр рывком снял с вешалки два пальто, запихал их в свою корзину и прикрыл сверху тряпкой. Когда он нагибался, у него что-то треснуло под брюками. Он поднял штанину и выругался: оборвался ремешок протеза.
Тогда Худаяр вытащил из кармана носовой платок, крепко подвязал протез. В эту минуту до него донеслись два глухих удара. Это блондинка, проходя последний марш лестницы, ударила дважды ладонью по перилам. Худаяр понял, что путь свободен, поднял корзину и быстро вышел. Остановив за углом проходившую машину, Худаяр проехал в старинную часть города, так называемую Крепость. Машина остановилась у широких крепостных ворот, пробитых в увенчанной зубцами стене. Это массивное сооружение, построенное несколько столетий назад, охраняло когда-то коренных жителей от набегов иноземцев. С высоты этих крепостных стен на врагов летели стрелы, на головы их обрушивались камни и потоки кипящей смолы.
В Крепости машине развернуться негде. Дома лепятся друг к другу, образуя между собой узкие кривые улочки, тупики, переулки. В этом лабиринте плутали даже люди, неплохо знавшие город. Но Худаяр чувствовал себя здесь, как рыба в воде. Он прошел через какой-то переулок и оказался около протезной мастерской. Ремонт отнял немного времени, и через несколько минут Худаяр уже вновь был на улице. Завернул в тупичок и остановился у деревянных ворот, примыкавших к приземистому одноэтажному домику с узенькими оконцами, убранными в прочные железные решетки. Он постучал пальцем по оконному стеклу. Никто не откликался. Он повторил свой стук. Окно чуть приоткрылось. Из него выглянула какая-то физиономия. Он прошел к воротам, услышал, как звякнул железный засов, и его впустили внутрь крохотного дворика.
Хозяин — не очень любезный косой старик в желтой бязевой исподней рубахе и в каракулевой папахе, которую он, видно, не снимал ни в жару, ни в холод, — мрачно буркнул в ответ на приветствие Худаяра «салам» и спросил:
— С чем пожаловал?
— Может быть, зайдем в комнату? — спросил Худаяр.
— И здесь обойдется, — ответил старик. — Ворота не прозрачные.
— Друзьям моим нужны деньги, лечиться уезжают, просили продать два пальто.
— Показывай товар.
Худаяр вытащил из корзины два габардиновых макинтоша.
Старик осмотрел их с таким пренебрежительным видом, будто перед ним была настоящая ветошь, и спросил:
— Сколько хотят твои друзья за это барахло?
— Это не барахло, а габардин, Гасан, — обиделся Худаяр. — Две с половиной тысячи.
— Да, твои друзья, действительно, очень больны. У них, наверно, высокая температура, и они бредят, — ухмыльнулся старик, обнажив пожелтевшие гнилые клыки.
— А сколько дашь? — осведомился Худаяр.
— Полторы.
— Ну, хоть две.
— Полторы, и только из уважения к твоей капитанской фуражке.
— Скупой ты человек, Гасан, ох, скупой, — укоризненно покачал головой Худаяр.
— Ничего, — ответил старик. — Вечером совершу намаз в мечети, и аллах простит мне мои прегрешения.
— Ну, ладно, давай деньги, — безнадежно махнул рукой Худаяр.
— Зайди, выпьем чай, хоть сахару, кажется, я не припас, — пригласил старик.