Внезапно что-то его насторожило. Какой-то звук. Он обернулся.
Массивное тело печи легонько колыхалось на своем постаменте. Валя моргнул. Печь приподнялась и повисла в воздухе.
Валя уцепился за край стола. В тягостном недоумении он следил за тем, как печь медленно поплыла вверх, как натянулся шнур, как выскользнула из розетки вилке, как она маятником закапалась в воздухе. Печь коснулась потолка и замерла.
И тут Валя испугался. На высоте четырех метров, под потолком, ни на что, кроме воздуха, не опираясь, висели добрые полторы сотни килограммов!
Зачем-то он потащил стул, потом стал шарить в карманах, пока а пальцах что-то не хрустнуло, и он несколько секунд с удивлением разглядывал осколки стеклянного наконечника для промывалки. Как наконечник мог попасть в карман?
И только тут до него дошел невероятный смысл происходящего.
Он мотнулся к двери, потом к месту, где только что стояла муфельная печь, словно желая убедиться, что ее там действительно нет. Потом опять к двери, и здесь нос к носу столкнулся с входящей Светкой.
— Опять кричишь? — сказала она.
— Я?.. Кричу?
— Еще как! Да что с тобой?
Валя схватил ее за локоть и потащил, нечленораздельно бормоча. Света испуганно упиралась.
Потом она ойкнула и присела. Она тоже увидела это.
Как ни странно, это привело Валю в чувство.
— Что ты, что ты… Вот пустяки…
— Боюсь…
— Не надо, Свет, не надо… Беги к Михаилу Герасимовичу! Только тихо.
Почему профессора надо было звать тихо, Валя и сам не знал. Света еще раз пискнула и убежала пригибаясь.
Печь нерушимо висела под потолком, будто приклеенная. В окна по-прежнему тускло светило солнце. И оттого невероятное казалось совсем невероятным. «Не может этого быть, не может», — как заклинание шептал Валя, втайне еще надеясь, что произошла какая-то нелепица и сейчас все вернется на свои места, как это бывает во сне.
Но все и так было на своих местах. Кроме муфельной печи и Валиных мыслей.
Вошел Михаил Герасимович, на ходу, как всегда в затруднительных случаях, извлекая очки из нагрудного кармана. Он выглядел учителем, который входит в класс, заранее зная, что там его ждет какая-то очередная проказа. Из-за его плеча выглядывала Светка.
— Так, — сказал он. — Что у вас тут случилось, Валентин Захарович?
Валя молча показал на потолок.
— Что-о? Да кто вам разрешил…
И он осекся.
— Она сама… — пискнула Света.
Очки запрыгали в руках профессора. Хорошо отглаженный костюм как-то сразу обвис на нем, словно из профессора выпустили воздух.
— Объясните, что произошло… — почти умоляюще прошептал он.
— Она сама… Я поставил туда тигель с нашим НК, только… Ну и… Вот поднялась…
— Точное время начала явления? Скорость подъема? Время подъема?
Теперь голос профессора гремел.
— Я… я… не знаю… Растерялся…
Михаил Герасимович посмотрел на Валю так, словно видел его впервые.
— Поставьте стул на стол! — скомандовал он. — А, уже стоит… Надо опустить муфель. Да нет же, не голыми руками! Достаньте динамометр, приладьте… Что вы, не знаете! Нет, опоздали…
Голос профессора опять спал до шепота, ибо муфель ни с того, ни с сего отделился от потолка и стал плавно опускаться.
— Секундомер!!! — зарычал профессор.
Валя повиновался, как автомат. Секундная стрелка торопливо склевывала деления циферблата, но Валя никак не мог сообразить, сколько она показывала вначале.
— Да подхвати же… Черт…
Печь уже висела над постаментом. Валя схватился за ее край, и она аккуратно встала на место. Тут Валя услышал чье-то прерывистое дыхание. И не сразу догадался, что это дыхание профессора.
— Михаил Герасимович, что это такое было? — как ни в чем не бывало, прощебетала Светка.
— Это? Ну, конечно… С одной стороны… Спокойно, товарищи, никому пока…
И словно ища поддержки, он обернулся к Вале.
— Могут засмеять… Или нет? Как вы думаете?
Однако Валя начисто лишился способности о чем-либо думать.
— Так вот, значит… — профессор неуверенно взялся за ручку задвижки. Говорите, там ничего нет… такого?
— Там НК… То новое соединение…
— Ага! Но это невозможно! Вообще антигравитация… Все чушь… Нет, надо посмотреть… Да, где же мои очки?