Бакунин, однако, отнюдь не являлся нигилистом. Провозглашение индивидуальной абсолютной свободы не привело его к отказу от всех общественных обязательств. Он считал, что свободным можно стать лишь через свободу других: «Человек может воплотить свою свободную индивидуальность, только если все индивидуумы соберутся вокруг него и только через работу и коллективную силу общества». Членство в обществе свободно, но Бакунин не сомневался, что вследствие своих колоссальных преимуществ «все изберут подобное членство». Человек — это и самое «индивидуальное, и самое общественное из всех животных».
Бакунин не выказывал склонности к эгоизму в его вульгарном смысле—к буржуазному индивидуализму, «который приводит индивидуума к обретению и установлению своего собственного благополучия... вместо всех, на спинах других, так, чтобы причинить им вред».
Обладая обширным и синтезирующим интеллектом, Бакунин пытался создать мост между индивидуумом и массовыми движениями: «Вся общественная жизнь является просто этой продолжающейся взаимной зависимостью индивидуумов и масс. Даже сильнейшие и самые умные из индивидуумов..; являются в каждый момент своей жизни и теми, кто осуществляет, и теми, что является продуктами желаний и действий масс». Анархист видит революционное движение как продукт этого взаимодействия; таким образом, он полагает, что индивидуальное действие и автономное коллективное действие масс равно плодотворными и активными.
Испанские анархисты были интеллектуальными наследниками Бакунина. Хотя и очарованные социализацией, в самый канун Революции 1936 г. они не преминули дать торжественное обещание защищать священную автономию индивидуума. «Вечное стремление быть уникальным, — писал Диего Абад да Сантильян, — будет выражено тысячью способов: индивидуум не будет удушен принижающим выравниванием... Индивидуализм, личный вкус и оригинальность будут иметь равное право на самовыражение».
После революции 1848 г. Прудон понял, что тот источник, откуда революция черпает свою энергию, — это массы. В конце 1849 г. он писал: «Революции не имеют зачинщиков; они начинаются, когда к тому благоволит судьба, и заканчиваются с окончанием того загадочного импульса, что дает им силу». «Все революции происходили посредством спонтанных действий народа; если случайно правительства и отвечали на народную инициативу, так только потому, что были принуждены к тому и скованы в своих ответных действиях. В остальном же они всегда запрещали, подавляли, наносили удар». «Ведомый своими инстинктами, народ почти всегда видит дальше и лучше, чем если им управляет горстка лидеров». «Социальная революция... происходит не по велению хозяина с теорией наготове и не по завету пророка. Истинно органичная революция — это результат общественной жизни, и хотя у нее есть исполнители и глашатаи, она не есть дело рук кого-то одного». Революция должна направляться снизу, а не сверху. Едва лишь закончится революционный кризис, восстановление общества должно стать делом рук самих народных масс. Прудон подтверждал, что «массы обладают автономностью и личностью».
Бакунин тоже без устали повторял, что революция не может быть начата по указу и не может быть организована сверху; она может начаться и развиться только под влиянием спонтанных и продолжительных действий народа. Революции приходят «аки тать в нощи». Они «производятся силой событий». «Они долго готовятся в глубине инстинктивного сознания масс — а затем взрываются, часто как будто по незначительным причинам». «Их можно предвидеть, замечать предзнаменования их появления... но ускорить их прорыв на поверхность нельзя». «Анархистская социальная революция... спонтанно вырастает в сердцах людей, уничтожая все, что подавляет и регламентирует жизнь, с тем чтобы потом создать новую форму общественной жизни, которая вырастет из самых потаенных глубин народной души». В Парижской коммуне 1871 г. Бакунин увидел поразительное подтверждение своих взглядов, ведь коммунары были убеждены, что в революции «действовать поодиночке бессмысленно» и «все определяется спонтанными действиями масс».
Как и его предшественники, Кропоткин восхвалял «удивительное чувство самоорганизации, которое у народа... есть в такой значительной степени и которое так редко ему было дозволено применять». Он игриво добавлял, что «сомневаться в этом может лишь тот, кто всю жизнь прожил, заживо похоронив себя под толщей официальных бумаг и печатей».
Сделав все эти щедрые и оптимистические утверждения, анархист, его собрат и враг марксизма оказался перед лицом серьезных противоречий. Спонтанность масс является базовым качеством, абсолютным приоритетом, но она не самодостаточна. Помощь революционного меньшинства, способного замыслить революцию, остается необходимой для того, чтобы мобилизовать массовое сознание. Как можно удержать эту элиту от того, чтобы она не использовала свое интеллектуальное превосходство для узурпации роли масс, желания парализовать их инициативу и даже установить над ним новую власть?