МЯТЕЖНИК (резко). Зовусь обидой я и унижением, восстать заставила меня судьба, а родом я из каменного века.
МАТЬ. Принадлежу я к роду человеческому, и верой служит мне братство.
МЯТЕЖНИК. А я из племени униженных и оскорбленных. Моя религия ... постой, не ты ли укажешь мне путь к ней, призвав бросить оружие... Вот я стою, восставший. Кулаки мои стиснуты, а волосы не стрижены давно... (С подчеркнутым спокойствием. ) Помню тот ноябрьский день; прошло едва ли шесть месяцев с тех пор... Хозяин вошел в нашу лачугу, окутанный дымом, похожий на апрельскую луну. Он сгибал свои короткие мускулистые руки - он был хорошим хозяином - и потирал толстыми пальцами свое небольшое, изрытое оспинами лицо. Его голубые глаза улыбались, и он не мог заставить себя говорить похвальные слова достаточно быстро. «Из парнишки выйдет толк», - сказал он, глядя на меня. Он добавил еще несколько приятных фраз насчет того, что я должен начать как можно быстрее, потому что двадцати лет может оказаться недостаточно, чтобы сделать из ребенка хорошего христианина и прилежного раба, спокойного, преданного юношу, опытного надсмотрщика, присматривающего за скованными общей цепью рабами, наблюдательного и сильного. В моем лежащем в колыбели сыне этот человек смог разглядеть лишь будущего надсмотрщика. Мы подкрались с ножом в руках...
МАТЬ. Увы! Ты умрешь за это.
МЯТЕЖНИК. Убил... Я убил его собственными руками... Да,эта смерть собрала жатву, и смерти было много... Все было ночью. Мы ползли через поле сахарного тростника. Ножи пели звездам, но до звезд не было дела нам. Тростник царапал наши лица зелеными лезвиями. Острые, они были повсюду.
МАТЬ. А я мечтала, что сын закроет мне глаза на смертном одре.
МЯТЕЖНИК. Я сделал выбор - я хочу, чтобы мой сын открыл глаза под другим солнцем.
МАТЬ. О сын мой, сын зла и несчастливой смерти.
МЯТЕЖНИК. Матерь смерти, жизнь приносящей и великолепной.
МАТЬ.Из-за того, что он слишком сильно ненавидел.
МЯТЕЖНИК. Из-за того, что слишком сильно он любил.
МАТЬ. Пощади меня, в твоей тюрьме я задыхаюсь. Я кровью истекаю от ран твоих.
МЯТЕЖНИК. Но мир пощады мне не даст... Ты в мире целом не найдешь такого бедного созданья, которое бы так пытали или линчевали, как меня; насильственная смерть и унижение -вот все, что выпадает мне на долю...
МАТЬ. Боже милосердный, избавь его!
МЯТЕЖНИК. Мое сердце, ты не избавишь меня от всего, что я помню... Это случилось в ноябре, был вечер... И вдруг пронзили крики темноту; Мы бросились в атаку, мы - рабы; мы, навоз под ногами, мы, терпеливые животные. Как сумасшедшие, бежали мы; и раздавались выстрелы со всех сторон... Мы сражались. Нас охлаждали, освежали кровь и пот. Мы бились там, откуда крики шли. Они все становились громче, и грохот накатывал с востока: пристройки вспыхнули, и пламя нежно озаряло наши лица. Потом мы взяли штурмом дом хозяина. Из окон пули в нас летели. Мы вломились в дом. Дверь в комнату хозяина была открыта нараспашку. Комната была залита светом, и хозяин был там, само спокойствие... мои спутники остановились, как вкопанные ... это же был хозяин ... я вошел. «Это ты», - обронил спокойно он. Это был я, все-таки я, и я сказал ему это, хороший раб, верный раб, лучший из всех рабов, и вдруг его глаза напомнили мне двух тараканов, испуганно бегущих от дождя... Я нанес удар - струей полилась кровь. Сегодня я помню лишь это крещение»[11] .
11
Э. Сезар (Aime Cesaire), «Чудесное оружие. (И собаки молчали)» [Les Armes mjraculeuses (Et les chiens se taisaient)].