Текут минуты, камера на лица джихадистов, ждущих решения муллы Усамы. Крупный план Мохаммеда — глаза его увлажнились. Твой крупный план — ожидание, ожидание.
И тут Усама улыбается, и он кивает.
«Да».
Ты умрешь вместе со своим мужчиной.
Этой ночью ты лежишь в объятьях Мохаммеда, ты лежишь и ждешь звонка, который скажет «пора на задание, садись на поезд, экспресс Евростар», ты лежишь в темноте, и он говорит:
Я люблю тебя, Эми, я люблю тебя всем сердцем и благодарю Аллаха за твое мужество, за то, что ты совершаешь самоубийство вместе со мной.
Я просто должна это сделать, Мохаммед.
Но мне страшно. Когда с двенадцатым ударом часов тело мое разорвется на части, я отправлюсь в Рай. Мне легко покинуть этот мир и отправиться в Рай. А ты? Куда отправишься ты?
Я… я… я… я… не знаю, Мохаммед. А где… а я, я смогу попасть в Рай?
Нет. Тебе не суждено попасть в Рай.
Ах!
Это наши последние часы.
Тогда возьми меня. Возьми меня. Возьми меня. Будь во мне все эти последние часы. Заполни меня всю, везде, где только можно, пока мне не станет больно и я не смогу больше этого вынести. Иди сюда, Мохаммед, иди.
И он берет тебя, берет тебя, и ты хочешь, хочешь, хочешь, и, наконец, ваши слившиеся воедино тела настигает сон, а потом начинается, начинается этот кошмар.
Вы приехали, вы в Диснейленде, и вы нагружены и обвязаны всеми известными видами взрывчатки, и ты глядишь вокруг — без одной минуты двенадцать, и ты глядишь вокруг — и ты видишь людей, и ты не понимаешь… хорошие люди, хорошие, толстые, счастливые, веселые люди. Стоят в очередях, едят, пьют, катаются. Это твои люди. Что ты делаешь? Что ты делаешь?
Через сорок секунд ты отнимешь у них жизнь. Через сорок секунд ты в клочья разорвешь все живое.
Как ты можешь? Почему ты это делаешь?
Avez vous vu та теге?[5]
Ты видишь маленькую девочку, с шариком в руках и с ушками Микки-Мауса на голове, сколько ей — года три?
Avez vous vu ma mere? Je veux ma mere. S’il vous plait — je cherche ma mere.[6]
И ты хочешь крикнуть:
Нет смысла, лапочка. Никакого, блядь, смысла. Она — уже труп. И я — уже труп. И ты — уже труп. Мы все — трупы в Волшебном Королевстве Жизни.
Но ты не — ты берешь ее за руку — осталось двадцать секунд, но ты берешь ее за руку —
Ты ты, шахидка, берешь за руку маленькую хорошенькую девочку с шариком и ушками Микки-Мауса, и ты идешь с ней по главной улице, потому что ты думаешь: пусть эти последние несколько секунд она будет не одна, разыскивая маму, чем умрет в одиночестве, страхе и отчаянии.
Время подходит, подходит — десять, девять, восемь, семь, шесть —
Взрывчатка на твоем теле пульсирует и вибрирует, как будто рвется выполнить свою смертельную задачу —
Пять.
Mama mama ou est mama?[7]
Четыре.
К вам приближается фигура.
Bonjour — J’m’appelle Mckey. Vous est ma amie. Comment t’appelle tu?[8]
Я — Смерть. Я — Смерть. Беги, Микки. Бегите, жители Волшебного Королевства. Я — Смерть.
Три.
Bonjour — fille jolie. Quelle balon jolie.[9]
Ou est mama?[10]
Два.
Je ne sais pas. Moi, je ne suis pas votre mere.[11]
Один. Осталось мгновенье — нет, этого не, этого не может быть — а вдруг судьба и ошибка компьютера все-таки спасли мир, и тут —
Бууум!
Из твоей спины, из груди, из влагалища вырывается сила, раздается взрыв, и в последний миг своей жизни ты видишь голову ребенка, оторванную от тела, — кровь хлещет тебе в глаза — голову ребенка швыряет на тебя, и когда ты умираешь, ты слышишь ее голос:
Мама.
Ты вздрагиваешь и просыпаешься. Три часа утра, три часа утра в твоей шикарной квартире в стиле студия, и ты смотришь на Мохаммеда, и вдруг тебя переполняет отвращение.
Что это? Что ты делаешь?
Его не должно быть здесь. Не должно быть — он должен сидеть за решеткой. Плевать в него, пинать его, унижать его.
Свинья. Собака. Ты хуже животного. Чтоб ты в говне валялся. Чтоб ты в обоссанных штанах ходил. Чтоб ты жрал свои фекалии, ублюдок.
Ты полна решимости, и ты берешь трубку, и ты звонишь в Войска Специального Реагирования.
И ты рассказываешь обо всем — то с гневом, то со слезами, — ты рассказываешь всю эту ужасную историю.