Темнота.
На авансцене снова стол. Но на этот раз он стоит на попа. Вертикаль. Черная.
Перед ним на полу валяется смятая в шарообразный ком простыня.
Мужчина снова сидит на табурете на авансцене, низко опустив голову — на левом крае сцены.
Женщина снова перед столиком в гримерной, в самой глубине сцены, она совершает те же действия, что в начале пьесы.
МУЖЧИНА. Там было что-то. За дверью. Это задержало меня в самый последний момент.
Пауза.
Мысль. (Он поднимает руку со сжатым кулаком — медленно, снова.)
Не знаю. (Опускает руку.)
Больше ничего.
Пауза.
ЖЕНЩИНА. История о щах. Ты говорил — «мысль о щах».
МУЖЧИНА. Вот именно: о щах. Неважно что. Любая мысль.
Пауза. Очень длинная.
Она: морщины старой женщины под старыми румянами.
Пауза.
И ты тоже.
ЖЕНЩИНА. Что?
МУЖЧИНА. Ты тоже прекрасна.
Пауза.
Женщина в волнении приостанавливает свои движения.
ЖЕНЩИНА. Теперь мы больше не говорим друг другу такие вещи.
Пауза.
Нет.
МУЖЧИНА. Ты прекрасна.
Все-таки. (Улыбается.)
ЖЕНЩИНА. Продолжим.
Мужчина ложится на стол.
Женщина снова берет простыню, чтобы его накрыть; не решается.
Пауза.
Мужчина снова садится; но теперь спиной к зрителям.
МУЖЧИНА. Невозможно.
ЖЕНЩИНА. Что?
МУЖЧИНА. Это.
ЖЕНЩИНА. Что?
МУЖЧИНА. Все.
ЖЕНЩИНА. Что?
МУЖЧИНА. Надо уметь молиться.
Я не умею молиться.
ЖЕНЩИНА. Продолжим.
МУЖЧИНА. Она…
Она должна была сказать и это тоже…
ЖЕНЩИНА. Что?
МУЖЧИНА. Давай продолжим.
Темнота.
Он обращается к Женщине, находящейся теперь на некотором расстоянии сзади. Вот и все.
МУЖЧИНА. Мне по-прежнему, по-прежнему тяжело поднимать руку. Правую. И говорить.
ЖЕНЩИНА. Потому что однажды придет неизвестный.
МУЖЧИНА. Боль в кулаке. Я поднял его для…
ЖЕНЩИНА. Ко мне приходили тысячи неизвестных, и все они представляли бы, сами того не зная, или…
МУЖЧИНА. Того, чтобы постучать. Постучать в дверь. Услышать ее: знакомые звуки для того, кто готовится к последней минуте.
ЖЕНЩИНА. Он знал — возможно, он знал… «Меня зовут Надежда Мандельштам», и неважно, как меня зовут, в самом деле, неважно, принадлежит ли вам ваше имя, но дайте мне время, чтобы снова стать женщиной, прошу вас, прошу вас.
МУЖЧИНА. И не надо нервничать.
Надо ждать.
В коридоре с осыпавшимся потолком (красно-голубого-кроваво-красного цвета).
Слышать.
Звуки шагов в коридоре с облупленными стенами (красно-голубого-кроваво-красного цвета).
Слышать.
Чекист.
И говорить себе, что еще недавно мы бы посмотрели на этого чекиста иначе.
ЖЕНЩИНА. Конечно, это не белый цвет Шанель, конечно, он очень отдаленно напоминает…
Но я вспоминаю о берегах Рейна, Роны и Женевском озере.
Вы скажете мне, что у меня акцент кантона Во, и вы заметите, что у меня плохой грим.
Разве это я была той молодой девушкой с темными или светлыми волосами?
Разве меня любил мужчина, который пил и сочинял стихи, завывал, рыдал и снова находил в себе мужество, когда не на что было надеяться?
Разве этот мужчина любил меня?
Разве эти по-прежнему существующие слова обоснованны — я хочу сказать, с лингвистической точки зрения: исчезновение, основанное на зубоскальстве дураков?..
Если вы смеетесь над этими словами, вы доказываете их исчезновение самым серьезным смехом, самым смертельным и очень простым смехом.
Пауза. Очень длинная.
Однажды Ося тоже увидит во сне иконы; и это будет в последний день; и после последнего дня у меня будет еще много других дней.