но чувствовала с нами глубокую солидарность, сказала она.
Она тоже была человеком,
имеющим работу,
и поэтому
чувствовала себя близкой к нам по духу.
Нам всем очень хотелось спросить у нее, что именно она называла своей работой.
Последние восемь лет она занималась проституцией, сказала она нам.
Она временно предоставляла в чужое пользование части своего тела в обмен на деньги и, разумеется, считала этот род деятельности самой что ни есть обыкновенной работой.
Она не продавала свою душу, уверяла она нас, она всего лишь сдавала напрокат отдельные части своего тела.
Она рассмеялась.
Это самая обыкновенная торговля.
Она обменивала части своего тела на заработную плату.
Она, разумеется, не чувствовала себя более порочной или сексуально озабоченной, чем
добрая половина остальных людей,
нет,
она чувствовала себя нормальным человеком, выполняющим самую обыкновенную работу,
вот и все.
Ей стало намного легче оттого, что она смогла обсудить с нами все эти вопросы,
получив возможность продолжать жить и работать не таясь.
Да как же вы смеете говорить такое,
возмутился кто-то.
В каком смысле, спросила она.
Эта женщина пыталась вызвать нас на скандал, она насмехалась
над людьми, погибшими при взрыве.
Да как она могла сравнивать?
Взрослый сын моей подруги
нашел наконец слова, чтобы выразить то, что чувствовали все остальные,
и сказал,
что ей действительно не место среди нас.
Почему, спросила женщина.
Потому, ответил так называемый взрослый сын моей подруги.
Женщина не хотела уходить.
Она не понимала, почему ей
в отличие от остальных
нет места
здесь,
среди нас,
на этом собрании…
К счастью,
в конце концов она все-таки сдалась.
И все-таки собрание завершилось на несколько необычной ноте.
С того дня, как мы узнали о вероятности окончательного закрытия нашего предприятия,
мы
погрузились
в глубокое отчаяние.
Странное дело, но
больше всех
переживала
моя подруга.
Изредка соглашаясь высказаться вслух,
она говорила, что ей невыносима сама мысль о закрытии нашего предприятия.
Ее горе было безутешным,
несмотря на поддержку окружающих.
Нам всем, разумеется, ее реакция казалась более чем странной — ведь моя подруга не работала на «Норсилоре».
На протяжении всего этого длительного периода
моя подруга напрочь забыла об окружавшей ее реальности, которая, однако, должна была волновать ее гораздо больше, чем эта катастрофа.
В ближайшее время ей грозило выселение из квартиры.
Девушка, которую все считали стеснительной, стала навещать ее
все чаще и чаще.
Она говорила, что более чем когда-либо хочет ей помочь,
дать ей что-нибудь.
Но моя подруга отказывалась,
не понимая, с какой стати эта девушка, как она говорила, горит желанием ей помогать.
Мы, между прочим, тоже спрашивали у этой девушки, почему ей так хотелось помочь моей подруге.
Но она говорила, что не может этого объяснить.
Она действительно не знала,
что нам ответить.
Квартира моей подруги была по-прежнему пуста, и девушка предложила отдать ей буфет, когда-то принадлежавший ее родителям.
Девушка с трудом дотащила этот буфет до квартиры моей подруги.
Таким образом она пыталась усложнить задачу тем, кто собирался ее выселять.
В тот же вечер моя подруга рассказала, что увидела на буфете своего покойного отца
и впервые в жизни отец появился сам, без усилий с ее стороны.
Позже, ночью,
произошло событие еще более невероятное.
Пришла ее мать и ласково погладила ее по лицу.
Через пару дней была установлена верхняя часть буфета, принадлежавшего девушке.
Назавтра моя подруга
увидела
на буфете,
отданном ей девушкой,
свою мать.
Все это время я продолжала лежать дома.
Мы с подругой больше не общались лично.
Иногда я узнавала что-то новое через ее так называемого взрослого сына.