ЭПИМЕТЕЙ. Много, более чем достаточно. У тебя еще будет время завязать знакомства, если ты собираешься тут пожить. Но пока что заходи. Тут, в глубине лавки, есть лестница. Прежде чем подняться, опусти металлическую штору. Раз уж ты говоришь, что пришла ко мне, тебе придется узнать, какие в доме заведены порядки.
Пандора входит в лавку, опускает штору и появляется уже на балконе.
ПАНДОРА. Вот так ты и живешь? Проводишь ночь на террасе, смотришь на все, что движется и не движется, что могло бы случиться, но не случается и не случится никогда, но пропускаешь то, что вправду происходит: ты ведь не видел, как я пришла.
ЭПИМЕТЕЙ. Тебя я действительно не заметил. Но ты здесь. А теперь скажи, как тебя зовут.
ПАНДОРА. Пандора, так меня нарекли.
ЭПИМЕТЕЙ. Значит, это ты. И ты знаешь свою историю?
ПАНДОРА. В общих чертах. Но она начнется заново. Я та, что возвращается.
Пауза.
А что ты знаешь о моем прошлом?
ЭПИМЕТЕЙ. Сейчас я все тебе скажу. Но сначала сядь и выпей. Это вино с виноградников моего брата. Ты почувствуешь вкус сухого дерева и осеннего утра, это вино охотников, легкое и терпкое. Ты слушаешь меня?
ПАНДОРА. Слушаю.
ЭПИМЕТЕЙ. Так вот. Пока ты не пришла на землю, люди были слабы и невежественны, зато счастливы. Потом явилась ты со своим подарком, чтобы наказать их за то, как они поступили с теми, кто послал тебя. Они даровали тебе все, таланты, красоту и даже вид святой невинности, люди считали, что ты привязалась к ним, и прежде всего твоим чарам поддался тот, кому ты сказала — как мне сегодня, — что пришла к нему. Кто открыл твой ящик — ты или он — неизвестно, об этом по-прежнему спорят, и непонятно, что это было в действительности — ящик или сосуд. Но ясно одно — это нечто вы открыли, и с этой минуты все изменилось. Раньше люди жили словно в густых зарослях. Мир был слишком близко, чтобы они могли рассмотреть его. Он липнул к глазам, и они всего боялись. А после тебя им пришлось дать имя своему страху, и почитать его, и рассыпаться в извинениях. Люди поняли, что им нет оправдания, и это положило начало всему — зависти и сожалению, отрешенности и расчету. И смерти, и даже уходу богов, посланницей которых ты была. Почему они ушли и почему ты вернулась, если ты — это действительно ты?
ПАНДОРА. Я не могу сказать тебе всего. Боги ушли, чтобы дать вам шанс.
ЭПИМЕТЕЙ. Мы им не воспользовались, и ты вернулась… Но ты же знаешь, песнопения к вам уже не обращены. Появилось нечто иное, что заменило вас. Тяжелый, неповоротливый, неумолимый бог. И еще вера в человека — не без задней мысли, самонадеянная. Теперь вы лишь скрытое движение, след, пришепетывание, а память здесь свойственна не всем.
ПАНДОРА. Все это мне известно. Лучше было бы, если б после нас воцарилась тишина.
Пауза.
Но теперь представь себе дорогу, дорогу, полную всего того, о чем молчит память. Что видишь ты на ней?
ЭПИМЕТЕЙ. Тебя… быть может.
ПАНДОРА. Значит, мне сказали про тебя правду. Что ты будешь делать?
ЭПИМЕТЕЙ. Пока не знаю. Вернее всего было бы для очистки совести открыть твой ящик прямо сейчас. Но можно отложить это на потом, раз уж на то пошло. Что вы можете нам сказать, что еще? Здесь для вас все кончено, да и для нас все завершается.
ПАНДОРА. А ты откуда знаешь? Камни на дороге лучились в лунном свете. На обочине люди зажгли костры. На стенах плясали тени. Все было как раньше, как то безмолвие, что вас покинуло. И оно приоткрылось…
ЭПИМЕТЕЙ. Иногда в это можно поверить, но лучше не надо, и поэтому я должен был бы тебя прогнать. Нам было так спокойно.
ПАНДОРА. Ты лжешь. Но ты мне должен еще многое объяснить. Я все узнаю, и в конце поймешь и ты.
ЭПИМЕТЕЙ. Поосторожнее на поворотах, ладно? Мне нечего терять.
ПАНДОРА. Налей мне еще. У твоего брата прекрасное вино.
Утро. Луиджи, Джина.
Наши дни. На улице молодой человек и девушка.
ЛУИДЖИ. Пошли!
ДЖИНА. Куда ты хочешь пойти?
ЛУИДЖИ. Туда, к холмам, куда ходит твоя мать.
ДЖИНА. Нет, я не могу, не хочу.
ЛУИДЖИ. Тогда кинь камень в воду.